Она стояла опустив голову, пытаясь собраться с духом. Он уже звонит в Скотленд-Ярд. Значит, время пошло – эти двадцать минут начались…

Странно, подумалось ей, ни малейшего страха. Стук сердца отдавался в ушах, в горле пересохло. Но она не боялась. Одна в квартире с убийцей, Томми – за многие мили от нее, и снегопад мешал ему выбраться. Но она ничуть не боялась. И когда совсем близко подступили горячие слезы, до нее вдруг дошло, почему она не боялась. Просто ей было все равно. Ничто в этой жизни больше не имело значения, а уж тем более – останется она живой или умрет.

Барбара Хейверс взяла трубку в кабинете Линли после второго звонка. Четверть восьмого, значит, она сидела за его столом уже больше двух часов. Горло саднило от множества выкуренных сигарет, а нервы… она была на грани срыва. Услышав наконец-то голос ти она испытала такое облегчение, что от радости набросилась на него с проклятьями, но он тут же резко ее перебил:

– Хейверс, где констебль Нката?

–Нката? – тупо повторила она. – Ушел домой.

– Разыщите его. Пусть он отправится на Онслоу-сквер. Немедленно.

Она затушила сигарету и взяла листок бумаги.

– Вы нашли Дэвис-Джонса?

– Он в квартире Хелен. Я хочу установить за ним наблюдение, Хейверс. Но если до этого дойдет, мы его возьмем.

– Как? Почему? – Она решила, что ослышалась. – Нам практически не с чем работать, эта ниточка к Ханне Дэрроу, видит бог, такая же тонкая, как и та, что выводит на Стинхерста. Вы сами мне сказали, что все до одного, кроме Айрин Синклер, участвовали в той постановке в Норвиче в семьдесят третьем. Это по-прежнему включает Стинхерста. И потом, Макаскин…

– Хейверс, у меня нет времени на споры. Просто делайте, что я говорю. А как только вы это сделаете, позвоните Хелен. Держите ее у телефона не меньше тридцати минут. Если сможете, больше. Вы поняли?

– Тридцать минут? И каким это образом? Рассказывать ей про свою чертову жизнь? С самого младенчества?

– Черт подери, немедленно выполняйте приказ! – вдруг прорычал Линли. – И ждите меня в Ярде!

Связь оборвалась.

Хейверс позвонила констеблю Нкате, отправила его к дому леди Хелен и, брякнув трубку на рычаг, мрачно уставилась на бумаги, лежавшие на столе Линли. Это была последняя информация из Стрэтклайда – данные об отпечатках пальцев, результаты использования оптико-волоконной лампы, анализ пятен крови, результаты экспертизы четырех волосков найденных рядом с кроватью, и экспертизы коньяка который Рис Дэвис-Джонс принес в комнату Хелен. И решительно ничего обнадеживающего. Ничего похожего на улику, которую не отмел бы мало-мальски грамотный адвокат.

Но Линли еще ничего этого не знает. Но если они собираются отдать Дэвис-Джонса – или кого-то другого – в руки правосудия, результаты экспертизы, полученные из Шотландии от инспектора Макаски-на, ничего им не дадут.

Ее звали Линетт. Но когда она распростерлась под ним, пылко извиваясь и блаженно постанывая при каждом его толчке, Роберт Гэбриэл забеспокоился, что нечаянно назовет ее каким-нибудь другим именем. Ведь за последние несколько месяцев их было так много. Попробуй всех упомни… Но он – тьфу-тьфу, все же вспомнил, кто она такая: девятнадцатилетняя ученица декоратора театра «Азенкур», чьи тугие джинсы и желтый трикотажный свитер лежали сейчас в темноте на полу его гримерной.

Кстати, довольно скоро выяснилось – к великому его облегчению, – что под ними у нее совершенно ничего не было.

Почувствовав, как ее ногти впились ему в спину, он издал вопль удовольствия, хотя куда охотнее предпочел бы, чтобы она выбрала какой-нибудь другой способ выразить свое нараставшее упоение. Тем не менее он продолжал действовать так, как ей, похоже, нравилось – грубо, – изо всех сил стараясь не вдохнуть аромат ее духов и слабый маслянистый запах, исходивший от ее волос.