– Кто здесь? Подойдите, помогите мне!

Ответа не последовало.

– Сюда! Здесь, на полу! Опять никто не ответил.

Он повернул голову и безуспешно всмотрелся в темноту. Он уже готов был позвать снова – и на этот раз громче, потому что волосы у него на затылке зашевелились от ужаса, – когда в его сторону кто-то стремительно бросился. Казалось, их было человек шесть, не меньше…

– Эй…

Удар заставил его замолчать. Чья-то рука обхватила его за шею и ударила головой об пол. Дикая боль отозвалась в висках. Его пальцы ослабили хватку, и горячая вода брызнула ему прямо в лицо, ослепив его обжигая, ошпаривая кожу. Он стал неистово вырываться, чтобы освободиться, но его грубо прижали прямо к раскаленной трубе, так что поток воды хлынул сквозь одежду, ошпаривая грудь, живот и ноги. Одежда на нем была шерстяная и прилипла к нему намертво, удерживая жидкость, едкую, как кислота, на его коже.

– Бо-о-о…

Он попытался крикнуть, пронизанный болью, ужасом и смятением. Но в поясницу ему уперлось колено, и рука, державшая его за волосы, развернула его голову и впечатала его лоб, нос и подбородок в лужицу кипящей воды, образовавшуюся на кафельном полу.

Он почувствовал, как у него хрустнул нос, как лезет с лица кожа. И едва он начал понимать, что его невидимый враг хочет утопить его в луже меньше чем в дюйм глубиной, как услышал щелчок металла о кафель, который ни с чем нельзя было спутать.

Секунду спустя нож вонзился ему в спину.

Свет снова загорелся.

Кто-то быстрыми скачками ринулся вверх по лестнице.

7

Полагаю, гораздо важнее определить, веришь ли ты Стинхерсту, – заметил Сент-Джеймс, обращаясь к Линли.

Они находились в своей угловой комнате, где северо-западное крыло дома соединялось с основным зданием. Это была маленькая комната, неплохо обставленная буковой и сосновой мебелью. В воздухе витал слабый медицинский запах от чистящего средства и дезинфекции, не очень приятный, но терпимый. Из окна Линли было видно западное крыло, где беспокойно ходила по своей комнате Айрин Синклер; на руке у нее висело платье, словно она не могла решить, надевать ли его, или вообще о нем забыла. Ее лицо казалось бледным, удлиненным овалом в обрамлении черных волос – этюд художника, отрабатывающего силу контраста. Линли опустил занавеску и, повернувшись, увидел, что его друг начал переодеваться к ужину.

Это был трудный ритуал, осложнявшийся еще больше тем, что рядом не было тестя Сент-Джеймса обычно ему помогавшего; осложнявшийся потому, что сама эта его нужда в помощнике даже при таком простом действии, как переодевание, возникла из-за беспечности Линли, позволившего себе один-единственный раз не вовремя выпить лишку. Он смотрел на Сент-Джеймса, раздираемый желанием предложить ему помощь, но заранее знал, что услышит вежливый отказ. Сейчас левая нога Сент-Джеймса бездействовала, он передвигался на костылях, шнурки были развязаны, а его лицо все время оставалось абсолютно бесстрастным, словно он не был гибким и ловким каких-то десять лет назад.

– Рассказ Стинхерста звучит правдиво, Сент-Джеймс. Это совсем не такой рассказ, какой придумывают, чтобы избежать обвинения в убийстве, не так ли? Чего он надеялся добиться, унижая собственную жену? Как бы там ни было, его положение очень серьезно. Он сам признался, что имел внушительный мотив для убийства.

– Который нельзя проверить, – спокойно возразил Сент-Джеймс, – разве что поговорить с самой леди Стинхерст. Но чует мое сердце, что Стинхерст уверен: ты слишком джентльмен, чтобы так поступить.

– Разумеется, я это сделаю. Если это будет необходимо.

Сент-Джеймс уронил один ботинок на пол и принялся прилаживать крепление к другому.

– Но давай отвлечемся от твоей, какой он ее видит, реакции, Томми.