В холле гостиницы толкались какие-то подозрительные кавказские личности с чемоданами.

Возле лифта в холле тоже толпился народ, окружавший пару молодоженов — прыщавую беременную девицу с огромным букетом красных роз и сосредоточенного парня с татуировками на правой руке.

Я решила, что нам безопаснее будет пройти по лестнице, и, не без труда продравшись сквозь вспышки фотоаппаратов и шумную компанию, распивавшую шампанское пополам с водкой прямо в холле, мы быстро поднялись по мраморным ступеням на третий этаж.

Довженко все это время, словно месячного младенца, прижимал к груди коробку из-под испанского печенья, держа сей предмет обеими руками. Даже нашаривая в кармане ключ, он не выпускал из рук свою «Гранаду».

Быстро войдя в номер, он сразу же подбежал к сейфу — тайник был спрятан за картиной над искусственным камином — и, только лишь заперев свой сверхценный груз, рухнул в кресло и тяжело выдохнул:

— Все-е-е…

Нацедив в стакан из сифона газировки, он выпил содержимое одним глотком, а потом окатил себя струей шипучей воды и весело рассмеялся.

— Господи, как все просто… Ну, Женя, ты была молодцом. Хотя…

«Неужели не заплатит?» — мрачно подумала я, стоя возле его кресла.

— …в общем-то, ничего не произошло, — поджав губы, продолжил Довженко.

«Сейчас произойдет, жадюга, — мысленно пообещала я, нашаривая незаметно в сумочке флакончик из-под „Шанели“. — Хорошая доза нервно-паралитического аэрозоля, вот что ты у меня получишь!»

— Но, — снова словно бы прочитав мои мысли, спохватился Довженко, — наверняка ничего не произошло именно потому, что вы были рядом.

Он достал из кармана пачку стодолларовых, стянутую резинкой, и протянул мне.

— А сейчас вам пора, — проговорил он, глянув на часы. — О, да вам давным-давно пора! Ну-ка быстренько выметайтесь! Я звякну как-нибудь…

Последнюю фразу он произнес уже вполне отсутствующим голосом. Его мысли теперь были явно направлены на предстоящую встречу с кем-то.

Я даже слегка обрадовалась, что рябой Василий Иванович не стал сразу же клеиться ко мне, и, забрав деньги, вышла из номера.

Лифта долго не было, и я снова воспользовалась лестницей. Когда я спустилась на один пролет, до меня донесся звук разъезжающихся створок лифта на третьем этаже, а потом тихие шаги по коридору.

Я невольно остановилась и прислушалась. Впрочем, какое мне дело до проблем Василия Ивановича Довженко с его испанским печеньем?!

Ведь он ясно сказал мне: «Ваша работа будет закончена, когда груз уляжется в сейф». Так что я могу тратить полученный гонорар с чистой совестью.

Что я и принялась делать с удвоенной энергией весь остаток дня.

* * *

Едва я зашла домой, с трудом втискивая в дверь коробки с новыми видеокассетами, свертки с одеждой и кое-каким оборудованием (пришлось прикупить биперы новой модели, позволяющие «читать» чужие разговоры с расстояния до пяти километров), как сразу же зазвонил телефон. Казалось, аппарат поджидал, когда я открою дверь.

Но нет, кто-то меня разыскивал всю вторую половину дня! Любопытно…

— Каждые полчаса звонил приятный мужской голос, — успела сообщить мне тетя, пока я, свалив свою поклажу в прихожей, бежала к «Панасонику».

Звонил Симбирцев — я поняла это еще до того, как сняла трубку — на табло высветился номер моего бывшего босса, а теперь — просто приятеля.

— Алло?

— Господи, ты жива! — выдохнул Симбирцев. — Я уж думал, что и тебя…

— Что значит «и тебя»?

— Ну как же, вместе с Довженко! — как нечто само собой разумеющееся, пояснил Симбирцев.