Как минимум, каждый приехавший становится объектом пристального любопытства, как максимум – мишенью всех известных в этой местности маркетинговых приёмов облегчения его кошелька. Но даже такое внимание всё равно радует, ибо быть в его центре всегда приятно.
Сегодня скромный полустанок Сестрорецка был не по сезону оживлён. В центре расположился духовой оркестр местных пожарных и небольшой, но ладный строй в военных мундирах. Редкие в это время года обитатели городка перешёптывались и подтягивались ближе, гадая, что за важную птицу занесло в их края.
Распутин с Непениным недоумевали, услышав звуки оркестра. Робко выглянув из вагона, они с удивлением оглядели ряд блестящих на солнце касок и духовых инструментов, переглянулись и сделали первый шаг на перрон.
– Ваше высокопревосходительство! – чёткий, натренированный голос профессионального военного прервал марш и заставил оглянуться. – В честь вашего прибытия, а также приезда нашего боевого товарища, почётный караул отряда особого назначения атамана Пунина построен! Исполняющий обязанности командира отряда, отставной штабс капитан Ставский!..
Глава 15
Другой России у меня для вас нет…
– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич! Не ожидал вас здесь увидеть.
Распутин с любопытством разглядывал Булгакова, пока тот осматривал Григория и делал перевязки.
– Да где ж мне ещё быть? Так получилось, что организованный вами походный госпиталь оказался самым близким к Митаве, а я – единственным квалифицированным лекарем при нем. И текли к нам санитарные обозы, пока фронт не укатился на Запад. После всей этой некрасивой истории с судами офицерской чести он стал единственным местом, где лечились пунинцы. Прямо на той мызе у реки Аа нас всех нашёл генерал Вандам и организовал эвакуацию раненых сюда, в Сестрорецк. Не мог же я их оставить без присмотра. Крайне интересно и познавательно было наблюдать прооперированных вами. Методика лечения частично открытой раны впечатляет и требует популяризации, чем я сейчас и занимаюсь – пишу работу для нашей академии…
– А как ваш крестник?
– Яша? Ещё не бегает, но уже порывается. Вам, как своему спасителю, он приготовил сюрприз, но об этом расскажет сам…
– А что за некрасивую историю вы упомянули?
Булгаков присел на стул, поморщился, словно ему предложили вспомнить вчерашнюю пьяную драку.
– Наши охотники захватили штаб 8й германской армии во главе с фон Кирбахом. Но захватили, как оказывается, нечестно, уронив офицерское достоинство…
– Это про переодевание в немецкую форму?
– Именно! По всем полкам прокатилась очень хорошо организованная волна собраний и заочных судов, где возмущенная офицерская общественность клеймила позором недостойные методы, не соответствующие понятиям русского офицерского корпуса. Всё произошло так быстро, массово и слаженно, что даже у нейтральных наблюдателей закралось подозрение о наличии единого сценариста и режиссёра этого действа.
– Стало быть, все фронтовики в едином порыве осудили? – огорчился Распутин.
– Что вы, конечно нет! Дело иногда доходило до дуэлей! Но распоряжение «осудить» пришло с такого верха, – Булгаков перевёл взгляд на потолок, – а штабисты, проводившие собрания, оказались настолько настойчивы, что голоса поддержавших операцию потонули в сонме возгласов «распни его». В результате все офицеры пунинского отряда подали в отставку, и если бы не генерал Вандам…
– … тоже оказавшийся в отставке…
– Да, за отказ принести извинения фон Кирбаху и за публичное оскорбление, нанесенное союзникам в лице майора британской армии… Всё время забываю его фамилию…
– Торнхилл?
– Он самый!
– Майор тоже осуждал неправильные методы ведения войны?
– Наоборот – попытался предложить своё покровительство. |