Россия – сельская страна, да к тому же, девять из десяти земледельческих домов живут натуральным хозяйством… В XX столетии – натуральное хозяйство! Вы себе это представляете? Каменный век! У нас нет квалифицированной рабочей силы, зато есть сто миллионов экономически пассивных, но очень политически воинственных селян.
– Что же нашего мужика сделало таким задиристым? – усмехнулся фон дер Лауниц, – неужто оскорбительные таблички у бельведеров?
– В первую очередь – риск быть убитым на войне, смысл и цель которой крестьянин не понимает, – ответил Распутин. – Усугубляет его раздражение нерешенный вопрос о земле, разорительные выкупные платежи и недоимки, долги и подати, вгоняющие землепашцев в нищету. Не случись война – это недовольство ещё долго подспудно тлело бы под личиной благообразности, но сейчас всё готово выплеснуться наружу. Зреет бунт. Высокородные карбонарии надеются его оседлать, зарубежные, им в противовес – организовать взрыв максимально возможной мощности, чтобы разнесло всё вокруг к чертям свинячим.
– То, что на селе – беда, в штабах известно давно, – пыхнул дымом Вандам, – от недокорма рекрутируются доходяги с недостаточным ростом и весом, половина из них впервые пробуют мясо в армии. И земля для крестьян – вопрос наболевший. Спрашивают с надеждой – «правда ли, что за службу надел полагается и списание недоимок».
– Да, – кивнул Распутин, – первый, кто поднимет лозунг «Земля – крестьянам!», получит в деревне 120 миллионов преданных сторонников…
– … не имеющих ни малейшей возможности влиять на государственные решения!
– Не имевших. Правильно говорить в прошедшем времени! Они были бесправны, пока им не дали в руки оружие и не послали умирать за чужие амбиции. «Винтовка рождает власть», и вооруженные крестьяне готовы этой оказией воспользоваться. Не хватает самой малости, незначительного толчка… И начнется черный передел…
– 12 миллионов вчерашних крестьян в окопах и казармах, – задумчиво крутя портсигар, добавил Вандам, – злых, считающих себя обманутыми… Это серьезный политический фактор.
– Решающий, – согласился Распутин. – Вопрос состоит в том, кто и куда поведёт их за собой.
– Метите на место Стеньки Разина?
– У нас без меня разиных и пугачевых – пруд пруди. В одной только Государственной Думе не менее сотни…
– Уфф, у меня уже голова кругом идёт! – схватился за виски младший Пунин. – Казнокрады, предатели, карбонарии, оскорблённые нижние чины, непостроенные заводы, мужички вострые с вилами наперевес… Как это всё в кучку собрать?
– Сложно, но необходимо, чтобы не заплутать в трех революционных соснах. Давайте еще раз пробежимся по тезисам… Случилось так, что к началу 1917 года в богоспасаемом Отечестве накопился воз и маленькая тележка доморощенных проблем, порожденных собственной глупостью, косностью и ленью. Во время войны они обострились до невозможности. Вот тут и проявились, слетелись, как мухи на сладкое, отечественные шататели режима и их англосаксонские покровители. Всем одновременно позарез понадобилась революция. Британцам и французам – чтобы не делить с Россией победу над Германией и Австро Венгрией, американцам – чтобы прибрать к рукам наши полезные ископаемые, а местным карбонариям, по уши опутанным обязательствами перед западными банками, – чтобы не отвечать за собственные коррупционные художества.
– Вряд ли мы вот так, с кондачка, одолеем правила этой карточной игры, – вздохнул Ставский.
– Согласен, – кивнул Зуев. – Нам бы что попроще, командир, – сказал он и глянул на сослуживцев. – Вы же не просто так перед нами распинаетесь? Какой штаб будем штурмовать?
– Цель есть, – согласился Распутин, – предложения – тоже. |