Ждали возвращения мужчин… да и детей тоже. Каждый из ожидаемых мужчин — чей-то брат или сын… слово «любимый» я употреблять не берусь. Следует признать крайне маловероятным, что кто-то на женском берегу либо в мужском лагере употреблял в те времена слова «я люблю тебя». «Та лучше этой, та мне больше нравится», — очень возможно. «Ты мне больше всех нравишься», — вполне вероятно. Так говорят друг другу наши ребятишки, робко, иногда сопровождая свои слова детским неуклюжим поцелуем в щечку. Я не хочу сказать, что эти люди были детишками по умственному развитию. Но «я люблю тебя» — нет, я этого не слышу, не ощущаю. Звучит противоестественно. «Мне тебя не хватает…» — вот это, пожалуй, ухо не режет.
С того дня, как Хорса расстался с Мароной в самом начале своего приключения… Да, это я вполне могу себе представить. Очень выпукло. «Мужчины — те же дети-переростки». Какой читатель-мужчина не слышал подобного заявления от матери, жены, любовницы, любимой? Здесь слово «любимая» вполне уместно, здесь оно меня не смущает, в нашу эпоху… Со дня, когда Марона видела Хорсу в последний раз, не считая рассказов нескольких вернувшихся домой женщин, не вынесших тягот пути, она ни слова не слышала о путешественниках. Они могли забраться на край света… Но — стоп, края или предела мира у них не было, что нам представить трудно, с нашей привычкой к четко обозначенным границам владений, границам империи, занимающей большую часть известного мира. Так вот, женщины не слышали о путешественниках ни слова. Конечно, экспедиция могла бы и гонца отрядить, чтобы успокоить женщин. Никто из них и представления не имел, куда мужчины ушли, где задержались, что увидел Хорса за горизонтом… Как стал калекой… Гонец сообщил бы о сломанной ноге Хорсы, о детях, погибших в болотах и реках, о мальчиках, сгинувших в пещере… Нет, пожалуй, лучше женщинам всего этого и не знать.
Тем временем малыши, отвергнутые Хорсой, подрастали на женском берегу, и их уже нельзя было и малышами-то назвать. Росли они в волнах, росли сильными и здоровыми. Вовсю жаловались на невозможность играть в лесу, лазить по деревьям, на невозможность объединиться с мужчинами и расти с ними. Мальчики знали, что это невозможно, что их законное место заняли свиньи и хищные кошки. Приходилось дожидаться взрослых охотников, ждать вместе с женщинами, ждать, пока жизнь, покуда несовершенная и неполная, наконец заполнится.
Неуютно было на женском берегу без мужчин. Много детей на берегу, но нехватка ощущается, нехватка новорожденных, их истошных воплей. Хотя шуму и от других детей достаточно. Ни одной беременной. Самый младший из малышей уже бегает. Народ вспоминает старые байки, басни, легенды. Может, лучше было, когда не нужны были мужчины? Луна, океан, Большая Рыба… дух
Расщелины… И вот вам дети готовы! А сейчас… сиди, жди этих… А что еще остается?
Они говорили об отсутствующих, что-то чувствуя и предчувствуя. Они знали, сколь мужчины небрежны, неряшливы, нерасторопны…
— Если бы они носили в себе детей, они не стали бы так неразумно рисковать жизнью!
«Тебе плевать на нас, Хорса?»
Они вспоминали того, этого… Один надрывно кашлял, другой был не столь силен, как остальные, еще один по ночам вскакивал, мучимый кошмарами. В памяти этих женщин сохранились портреты внутреннего мира мужчин, их парней, призрачные заботливые руки скользили по призрачным чертам, проверяя, примеряя — хотя реальные тела этих парней давно переросли пределы, когда ребенок позволяет себя трогать без разрешения. Может, кого-то уже и в живых нет. Дурные предчувствия туманили мысли женщин. Они беспричинно плакали, их мучили кошмары, они просыпались по ночам. Им снились Бриан, Большой Медведь, Бегун, Белая Ворона…
Малыши со скуки и с досады устраивали опасные заплывы, карабкались на крутые скалы, а некоторые попытались пробраться за гору. |