Дима закрыл ладонями рот, но оттуда все равно вырывались междометные повизгивания. Смех был не издевательским, а искренним, и я начинаю чувствовать, как вибрирует в глотке зарождающийся смех.

Все-таки они прикольные.

– А что там у вас с переводом? С какого языка? Если с английского, то я могу помочь.

Вася замирает.

– Ты знаешь английский? Можешь переводить литературные тексты?

– Могу, – отвечаю я. – Конечно, за Стивена Кинга бы не взялась, у него там черт ногу в метафорах сломит, но переводила много и с удовольствием. И даже работала одно время переводчицей.

– Тогда меняем курс и едем все вместе к нам!

Я одобрительно кивнула.

Утро. Какой кошмар, о боже. Я спала в кресле, у меня в ногах – Димка. Нет, не в ногах, а на ногах, телом – на полу. В изогнутой позе, словно герой Плевны, он посапывал и пускал слюни на мои ляжки. К обычным моим недугам и ноющей спине присоседились похмелье и усталость тела от сна в неудобной позе. Ныл затылок, ломило кости, но самое нудное и оттого нестерпимое: покалывали затекшие ноги. Это очень неприятное ощущение, скажу я вам – как будто кто-то через толстое одеяло тычет тысячей иголок. Чувствуя себя развалиной и бомжихой одновременно, я медленно раздвигаю ноги, и голова Димы постепенно проваливается между ними прямо на мягкую подушку кресла. Я пытаюсь встать, о боже, как больно! Еще усилие – и Димино лицо у меня между ног. Я в прямом смысле слова нависла мандой над ним. Хоть бы не проснулся. Такого шока, уверена, он еще не испытывал. Мелкими шажочками я пробираюсь вдоль его тела, потом начинаются бесконечные мужские ноги, мне надоедает идти растопырившись, и я переступаю через него, прости, но ты не вырастешь больше. Он не просыпается ни на мгновение, и, наверное, сейчас ему удобнее, все-таки подушка кресла – это не ноги, пусть и мои, мягкие и толстые. На него было жалко смотреть: футболка задралась, обнажив покрытое пупырышками тело. Замерз, бедняга, на полу. Ноги безвольно сплелись в загадочный узел и вероятнее всего затекли и простреливали похуже моих. Надо бы его растолкать или пнуть, что ли, чтобы проснулся… Но в туалет я хотела сильнее.

Пересекая двойную сплошную на перекрестке «кухня-уборная», я вдруг услышала дикий крик:

– Вставайте, алкоголики проклятые!

И рванула в ванную, не дай бог кто-нибудь из алкоголиков окажется проворнее! Едва я увидела унитаз, мой желудок тут же потребовал выплеснуть все безобразие, что в нем вращалось.

Дикий возглас «ВАСЯАААААА!» застал меня в полуобморочном состоянии, мучающуюся животом, сидя на унитазе. От неожиданности я подпрыгнула на онемевших ногах и пребольно стукнулась головой о дверь. В ответ я заорала: «ДА ЧТО ТАМ ТАКОЕ?!»

В ответ – тишина. Я повторяю свой вопрос еще громче, но ничего в ответ не слышу. Тут меня обуял страх: ну все, нас нашли бандиты, нанятые неудачницей-переводчицей Беспальцевой, которой мы вчера после двух бокалов джин-тоника звонили, и отчехвостили втроем; вероятнее всего, бандюки уже пристрелили Васю и Диму, теперь ждут меня. Как говорится, можешь не усердствовать с подтиранием, ибо сотрудникам морга все равно.

Управившись с трусами и штанами, я вываливаюсь из туалета, и меня ослепляет фотовспышка. Сквозь застлавшие глаза слезы я смутно вижу неясный силуэт Димы с фотоаппаратом.

– Какого хрена ты делаешь, я же ослепну! Напугал меня до ужаса! Я тебе кричала-кричала, что не отвечал-то?!

– Возьми фотоаппарат и сфотографируй меня! – игнорируя мое возмущение, командует Дима и сует мне в руки фотоаппарат.