|
Ее задняя ось глубоко увязла, а пассажиры выбились из сил, в течение пяти часов пытаясь вытащить ее из трясины, и успели дойти до умопомрачения от визгливых выкриков Мишеля, который только и знает, что вопит свое «Forca!» и включает третью скорость, надеясь на чудо. С помощью дюжих парней (специально отобранных в спасательную команду) и под более квалифицированным управлением Серкиса «Мэри» наконец вырывается из своего плена, обдав всех грязью с головы до пят и оставив позади зияющую яму, которую полковник тут же окрестил «Могилой „Мэри“.
Дождь буквально неистовствует, и крыша, починенная Серкисом, не выдерживает напора стихии. Налетевший шквал срывает ставни, и в окна врывается ветер с дождем. Хорошо, что самый сильный ливень выпадает на наш «выходной» день, поэтому отменять работы не приходится. Зато отменяется наша экскурсия к вулкану Каукаб. Из-за этого «выходного» у нас на раскопках едва не случился бунт. Десятидневный срок работ кончается в субботу, и Абд эс-Саламу ведено объявить, что завтра работы не будет. И вот выходит этот старый умник и благостным голосом блеет: — Завтра воскресенье — поэтому работать не будем! В ответ — взрыв негодования. Как! Благочестивые мусульмане будут страдать по вине кучки жалких армянских христиан? Некто Аббас, весьма мрачный тип, кричит, что организует забастовку. Макс вынужден вмешаться. Он говорит Аббасу, он готов предоставить ему выходной каждый день, лишь бы только его на раскопках больше не было! Армяне торжествующе хихикают, но и им Макс советует попридержать язык. После чего начинается обычная процедура выплаты жалованья. Макс залезает в кабину «Мэри». Мишель выносит из дома мешки с деньгами (слава Богу, это уже не меджиди, они объявлены незаконными, теперь действительны только сирийские денежные знаки) и затаскивает их в грузовик. Макс садится на водительское место, через стекло он похож на железнодорожного кассира. Мишель ставит рядом стул и пересчитывает наличность, складывая монеты в аккуратные столбики и попутно вздыхая, — как много денег достанется мусульманам! Макс открывает огромный гроссбух, и действо начинается. Выкликаются имена, звено за звеном выстраиваются как на параде, каждый подходит и забирает причитающееся. Мы всю ночь мучались над сложнейшими расчетами, надо было учесть каждый бакшиш. Капризы фортуны в день расчета особенно заметны. Некоторым здорово повезло, другим не достается почти ничего сверх жалованья. Впрочем, веселятся и шутят все, даже те, кого удача обошла стороной. Высокая красавица курдка подбегает к мужу, он в эту минуту пересчитывает получку. — Сколько ты получил? Ну-ка покажи! — Она без церемоний хватает деньги и удаляется. Двое утонченного вида арабов деликатно отворачиваются, шокированные столь неподобающим поведением женщины, да и за мужчину им тоже стыдно! Тем временем жена незадачливого рабочего выскакивает из своей лачужки и кричит на мужа — как он отвязывает осла?! Курд, высокий ладный мужчина, только вздыхает. Каково им, курдским мужьям?! Здесь говорят: если араб ограбит тебя в пустыне, он может тебя побить, но оставит в живых, а если ты попадешься курду, он убьет тебя ради удовольствия. Быть может, таким образом они отыгрываются за домашнее притеснение? Наконец спустя два часа все деньги розданы. Небольшое недоразумение между Даудом Сулейманом и Даудом Сулейманом Мохам медом быстро улажено. Возвращается сияющий Абдулла и сообщает, что ему дали лишних десять франков пятьдесят сантимов. Маленький Махмуд пронзительным голосом требует дополнительно сорок пять сантимов: — Две бусины, хваджа, да венчик от кувшина, и еще кусок обсидиана, и все в последний четверг! Все претензии и встречные иски изучены и по возможности удовлетворены. Макс спрашивает, кто собирается работать дальше, а кто увольняется. |
