Изменить размер шрифта - +
С нами в качестве проводника отправляется Хамуди, старинный знакомец Макса. Он философ по натуре и успел стать нашим другом. Он уже много лет работает бригадиром на раскопках в Уре и выбрался оттуда к нам на эти три месяца межсезонья.

Мак, поднявшись, вежливо меня приветствует, после чего все усаживаются за трапезу. Еда вкусная, только жирновата. Я пытаюсь поддержать светскую беседу с Маком, но тот ограничивается вежливыми фразами: «О, в самом деле?..», «Неужели?» или «Что вы говорите?» Меня одолевает тягостное предчувствие: видимо, наш новый архитектор из той породы людей, которые способны вогнать меня в состояние полного ступора — от застенчивости. Слава Богу, те годы, когда я стеснялась всех и каждого, давно позади. С годами ко мне пришло известное душевное равновесие и здравый смысл. Всякий раз я напоминаю себе, что со всеми этими глупостями покончено. Но стоит появиться такому вот неразговорчивому типу, как я опять становлюсь застенчивой дурочкой.

Я понимаю, что Мак и сам по молодости страшно стеснителен, и подобная чопорность — это всего лишь самозащита. И тем не менее от его холодного превосходства, чуть приподнятой брови и подчеркнуто-вежливого внимания к моим словам, которые совсем того не стоят, я сразу теряюсь и начинаю нести несусветную чушь. Под конец ленча разговор заходит о музыке, и Мак позволяет себе упрек в мой адрес.

— Боюсь, — вежливо произносит он в ответ на мои критические высказывания о валторне, — вы не совсем справедливы.

Он, разумеется, прав. Меня просто занесло.

После ленча Макс спрашивает меня, какое впечатление произвел на меня Мак. Я уныло бормочу, что он, похоже, не слишком разговорчив.

— Так это замечательно! Представляешь — оказаться посреди пустыни наедине с непрерывно болтающим индивидом. Я и выбрал его потому, что он показался мне молчаливым парнем.

Я признаю, что в этом есть резон. Макс уверяет, что Мак просто очень застенчив, но это пройдет.

— По-моему, он сам тебя боится, — ободряет меня Макс.

Что ж, возможно, хотя… Ладно, в конце концов, я гожусь Маку в матери. Это во-первых. Во-вторых, я известная писательница. Героев моих опусов даже «Таймс» включает в свои кроссворды (это ли не вершина славы!).

Ну, а в-третьих, я супруга самого начальника экспедиции!

Так что если уж кто-то и вправе смотреть на кого-то свысока, то это я, а не какой-то мальчишка!

Позже, когда мы собираемся идти пить чай, я отправляюсь прямиком в комнату Мака, чтобы пригласить и его.

Я намерена вести себя очень естественно и по-дружески.

Комната Мака просто блестит чистотой. Он сидит на коврике и строчит что-то в своем дневнике; при моем появлении он с вежливым недоумением вскидывает голову.

— Не выпьете ли с нами чаю?

Мак поднимается.

— Благодарю вас!

— А потом мы хотим осмотреть город. Люблю бродить по новым, неизвестным местам.

Мак приподнимает брови и холодно произносит свою коронную фразочку:

— В самом деле?

Немного обескураженная, я выхожу, он — следом, и так мы и входим в зал, где Макс уже ждет нас за столом, накрытым к чаю. Мак в блаженном молчании поглощает огромное количество чая с печеньем. Макс тоже пьет чай молча — он уже весь в четырехтысячном году до нашей эры.

Он пробуждается от своих мечтаний внезапно, когда протягивает руку и обнаруживает, что последнее печенье съедено. Тогда он встает и говорит, что надо посмотреть, как там дела с нашим грузовиком.

Мы идем все вместе. Наш грузовик — это шасси от «форда» плюс туземный корпус. Пришлось согласиться на это, так как ничего более подходящего не нашлось. Внешний вид этого гибрида внушает определенный оптимизм, (на уровне «Иншалла»), значит, наверняка где-то есть какой-нибудь подвох.

Быстрый переход