- Что вы тут делаете? - спрашивает Павел Ильич.

- Разве не видите что? - отвечает Иван, - разыгрываем для. Аполлона-то алегру.

- А, а! ну! ну! Бог с вами! играйте, играйте!

С этими словами седая голова Павла Ильича исчезла, и дверь снова затворилась. Сколько синеньких с этого рокового утра должен был заплатить дядюшка в пользу фризового виртуоза, за ноты, приносимые им Ивану! Убежденный в пользе, которую приносил Аполлону своим искусством Иван, дядюшка крайне дорожил им и готов был сносить все его грубости. Сережа первый ясно разгадал их отношения, и вот какой сцены я был однажды свидетелем.

Мы с Сережей вечером готовили назавтра уроки. Не знаю, зачем вошел к нам в комнату Иван.

- Что? Кончили сегодня? - спросил его Сережа, отодвинув лексикон Кронеберга и облокотясь на стол с самым серьезным выражением лица.

- Кончить-то кончили, да что толку-то? - отвечал Иван, махнув своей могучей рукою.

- Стало быть, ты недоволен своим учеником?

- Есть чем быть довольну! Я этакой тупицы не видывал. Уж я ему сколько раз говорил: "Никакого, мол, из тебя пути не будет". Тоже свою амбицию соблюдает. Как же, студент! Какой он студент? Отец-то выплакал да вымолил - вот он и студент. Век по пачпорту хожу, такого пня не видывал.

- А где твой пачпорт? - спросил Сережа, подмигивая мне.

- Как где? Известно где, у барина, у Павла Ильича.

- То-то и есть, у Павла Ильича! А еще артист! Вот ты по Москве ходишь; всяк тебя видит и знает, что ты артист; а могут подумать, что ты крепостной Павла Ильича. Кто ж знает, что ты вольный человек? Пачпорт у барина, так ты человек без голоса. Концерт ли где собирается - ты ничего не значишь. Пачпорта нет, так и молчи.

Опустя свои мощные руки, Иван безмолвно слушал Сережу с каким-то тупым выражением глаз. Вдруг, будто очнувшись от сна, он повернулся и быстрыми шагами вышел из комнаты.

- Настроил я его! - сказал Сережа, заливаясь со смеху, - пойдем посмотрим, верно, будет потеха.

Мы потихоньку вышли в залу. Дверь в кабинет отворена. На письменном столе горят две свечи, и дядюшка сидит, углубленный в переписку с Верой Петровной. Без всяких околичностей Иван стал против Павла Ильича и закричал:

- Отдайте пачпорт.

- Что ты, Иван? что с тобою? какой пачпорт? - возразил дядюшка.

- То-то, то-то, не знаете какой пачпорт? Что я? дурак, что ли, попался вам? Отдайте мой пачпорт.

- Что ты, Иванушка! На что тебе пачпорт?

- Отдайте мой пачпорт! Что я за человек есть без пачпорта? Да я просто никакого голоса в Москве не имею. Отдайте пачпорт!

Долго эта сцена продолжалась, к немалому удовольствию Сережи. С большим трудом успел наконец добрый дядюшка убедить Ивана, что он и без пачпорта может пользоваться в Москве всеобщим уважением.

Не одна забота на пользу Аполлона так тяжело доставалась Павлу Ильичу: удовольствия сына были для старика не последним источником беспокойства.

Приезжавшие к нам в дом с визитами были по большой части старые, короткие знакомые дядюшки и потому входили без доклада. Один из таких посетителей был генерал Морев.

- Что это вас так давно не видать, почтеннейший Павел Ильич? - сказал однажды генерал, входя. - Я уже думал, не больны ли вы?

- Присядьте-ка вот тут, ваше превосходительство. Точно, это время что-то нездоровится. Это вам, молодым людям, зима нипочем, а нашему брату старику вечерние выезды зимой - просто беда. Вот с неделю уже сижу дома. Что новенького в Москве слышно?

- Да теперь все только и говорят о предстоящем торжестве и бале в Собрании. На Кузнецком от экипажей ни пройти, ни проехать. Все бросилось заказывать наряды.

- Слышал, слышал, ваше превосходительство, от сына. Не дает мне прохода: "поедем в Собрание, да и только".