Старушка Ведьма Петровна (так уж ее звали по простоте душевной) не раз кричала на Андрюшу в кухне, стуча кастрюлей по рукомойнику:

— Страшен ты, сосед, ох как страшен… А ну-ка посмотри на меня, — и она отскакивала с кастрюлей в угол кухни. — Если бы не уши, как у слона в зоопарке, было б терпимо… Женихом был бы тогда, — добавляла она обычно.

Как-то, года через полтора после его появления в квартире, Ведьма Петровна позвала Андрюшу к себе в комнатушку — жила она одна. На столе стоял чай вприкуску.

— Присаживайся, соседушко, — умильно ляпнула Ведьма Петровна.

А надо сказать, что еще одной особенностью Андрея было то, что он почти не говорил, иногда мычал, а иногда если скажет, то что-то такое уж совсем непонятное.

Но за стол он сел и начал пить чаек, поглядывая своими странными глазами на Ведьму Петровну.

— Андреюшка, — начала Ведьма Петровна, надев почему-то очки. — Вот что я тебе скажу. Уши уже тебе не отрежешь, да и я не мастерица людям уши резать. Бог с тобою, живи так. Я на все согласная. Мое предложение: возьми меня в жены, выйти замуж за тебя хочу.

И Ведьма Петровна покраснела.

Андрюша, однако, никак не реагировал, все молчал и молчал.

Наконец старушонка даже взвизгнула:

— Замуж за тебя хочу!

Андрюша повел ушами, и в глазах его появилась мысль.

— Я мамке дал зарок не жениться, — произнес он.

— Да мамка-то твоя давно в могиле! — прикрикнула Ведьма Петровна. — Ей теперь все по хрену. А мы с тобой кататься на лодках будем, в кино ходить вместе, в театр… Чем плохо?

— Убей меня, но не пойду, — упрямо выговорил Андрюша.

— Экой ты предрассудительный, — рассвирепела Ведьма Петровна. — Тебе, дураку, хорошую партию предлагают, по старинке говоря. Чем нам вдвоем плохо будет? Я старушка девственная, если не считать того, что с чертями во сне спала… Ну это со всеми девками бывает.

— С чертями хочу, а с тобой — нет, — громко сказал Андрюша, как отрезал.

Ведьма Петровна завелась. Встала, начала бегать вокруг стола как чумная.

— Да ты что, да что ты, Андрей, — скулила она. — Нешто я хуже чертей?! Посмотри на меня внимательно. Лет мне всего семьдесят пять, груди еще сохранились, — и она горделиво выпятилась перед сидящим на стуле монстром.

Монстр на этот раз тупо взглянул на нее.

— К мамке хочу, — сказал он, осторожно оглянувшись. — Где моя мамка?

— Да в могиле же, в могиле, в сырой и глубокой. Ты что, туда хочешь?!

— Туда, — кивнул Андрюша.

— Ох, дурачок ты мой, дурачок! Нешто могила вкуснее постельки, даже со старушкой… Помысли. Подумай. Что лучше? А сейчас брысь, иди к себе, а мое предложение обдумай.

Андрюша встал.

— У мамки рука только одна была. Другой не было. Потому и в могилку к ней хочу. Жалко ее…

Ведьма Петровна захихикала:

— Ишь ты, жалостливый какой. А страх на всех нагоняешь. Хоть бы губу тебе вставили доктора да уши укоротили, а с ногами и руками черт с ними, у других ума нет, не то что рук. Иди.

Андрюша послушно вышел.

На следующий день Ведьма Петровна сама вбежала в его комнатушку.

— Ну как?

Но Андрюша забыл о предложении, все толковал о каких-то чертях да могилках да об однорукой мамке, и Ведьма Петровна ничего большего от него добиться не смогла.

Но когда через два дня она опять заглянула к нему, Андрюша вдруг сам пошел ей навстречу и сказал:

— Я согласен!

Ведьма Петровна даже подпрыгнула от радости.