Но я в это не верил.

Не знаю почему. Не могу сказать, откуда взялась моя убежденность. Наверное, интуиция. А может быть, дело в том, что я сам соприкасался с этой… вещью. Однако что бы ни говорили в газетах и что бы кто ни думал, я знал, что случилось на самом деле. Всем сердцем, всем нутром я чуял.

Она умерла, потому что снялась в той сцене с куклой.

Никакого рационального объяснения здесь быть не могло, но я с непреодолимой уверенностью чувствовал, что это правда. Так что, когда около часа спустя я позвонил Тони и узнал, что скончался Роберт Финч, — тем же утром он перерезал вены в ванной у себя дома в Беверли Хиллз, — не могу сказать, что это меня действительно потрясло.

Финч играл художника и снимался в той сцене вместе со Сьюзен.

И куклой.

Я сказал Тони, что опоздаю, если вообще приду. Попросил работать дальше по нашему текущему альтернативному проекту, сообщил Вэл обстоятельства смерти Финча и, ничего больше не говоря, отправился на киностудию.

Там царило крайнее волнение. Смерть обоих ведущих актеров в одно и то же утро ввергла людей в панику. В веренице офисов, составлявших мозг студии, в одно и то же время причитали, спасали шкуру и снимали с трагедии сливки временной популярности. Я прошел сквозь эпицентр урагана, получил пропуск у охраны и, никем не замеченный, направился к реквизиторскому корпусу. Я знал, что Тим Хендрикс должен находиться где-то там: он работал на малобюджетном ужастике, выход которого намечался через четыре месяца. Ориентируясь по невразумительному мычанию и кивкам, я наконец добраться до павильона звукозаписи, где Тим сооружал бутафорскую лестницу.

Я кашлянул, чтобы привлечь его внимание, и он поднял глаза.

— Слышал уже?

Он выпрямился, кивнул:

— А кто не слышал?

Он подошел.

— У меня к тебе вопрос, — начал я и, не находя удачных слов, спросил напрямик: — Куда ты дел декорации с той картины? Скульптуры и остальной реквизит на заднем плане мастерской художника?

Он нахмурился.

— А что?

— Хочу выкупить одну вещь.

— Какую?

— Фигурку высотой около фута. В клоунском костюме. Сделана как будто из…

Ах, эту… — На лице Тима появилась гримаса одновременно испуга и отвращения. — Не нужна она тебе.

— Нужна.

— Нет, не нужна. Это… — он опустил взгляд, — дурная вещь.

Я удивленно уставился на Хендрикса. Он казался мне, пожалуй, самым рациональным, практичным и наименее суеверным человеком из всех, кого я встречал. Даже в среде киношников, где циник на цинике, где любой нарушит все десять заповедей и еще парочку, если это обеспечит удачную премьеру, Хендрикс стоял особняком. Он посмеивался над всеми актерскими приметами, гнушался разговоров на религиозные темы и спокойно признавался в своем неверии в Бога и во что бы то ни было, помимо материального мира, его окружавшего.

А вот куклы этой он боялся.

Я вздрогнул, вспомнив холодок, пробежавший по телу тогда, в первый день, в пустыне.

— Я знаю, зачем она тебе, — продолжил он.

Я просто смотрел на него, не спрашивая, не объясняя, не говоря ничего.

Он заглянул мне в глаза.

— Я знаю, что у тебя на уме, и, может быть, ты и прав. Возможно, она имеет отношение к Сью и Робу. А возможно, нет. В любом случае, тебе не стоит шутить с этой штукой.

— Я и не собираюсь с ней шутить, — возразил я.