|
Мы открывали для себя все новые помещения, которые ничем не отличались от ранее виденных. И тут, казалось, все было в полном порядке, если не считать странного запустения. На первых порах мы не придали значения тому, что сосуды превратились в порошок, и этот порошок лежал так, что позволял судить об их прежней форме. Зеркала потускнели, более того, стекло превратилось в непрозрачную хрупкую массу. Почти на всех картинах краски разложились. На второй день обхода командир нашел навигационные отсеки. Понять систему навигации, которой пользовались прежние обитатели корабля, оказалось не так уж трудно. Судя по всему, корабль принадлежал человекоподобным существам, находившимся на более высокой, нежели мы, ступени развития. Конни установил, что топлива достаточно, а Вилли удалось рассчитать курс корабля. Во время первого обхода корабля я вместе со Смоки и командиром побывал в самых отдаленных закоулках помещений, находившихся против нашего входа. Когда мы вступили на своего рода веранду с рядами высохших кактусов, командир вдруг остановился и вытянул руку, словно предупреждая: будьте внимательны... -- Вы тоже почувствовали? -- спросил он. -- Странную ноющую боль? -- отозвался Смоки. -- Именно, -- сказал капитан. Оба вопросительно посмотрели на меня. -- Я ничего не почувствовал, -- признался я. -- А у меня это прошло по всему телу, -- сказал командир, -- как будто внутри меня появился гнет, что-то сосущее. Правда, ощущение даже не противное. Однако им все-таки было хуже, чем оба признались, так как командир велел нам возвращаться. До наших помещений оставалось совсем немного, когда произошло непредвиденное: Смоки сломал ногу. Чистый перелом лодыжки. Пришлось соорудить импровизированные носилки. Он и сам не знал, как это случилось. Сказал, что, скорее всего, попросту споткнулся. Но он не споткнулся. Я шел за ним следом и видел, как под тяжестью его тела нога просто подломилась. Конечно, Смоки, весящий 180 фунтов, парень не из легких, но чтобы кости ломались просто так -- тут что-то не то! Этим, однако, дело не ограничилось. Кое-кто из нас начал жаловаться на слабость, потерю аппетита и мышечные боли. Врач только качал головой. Он не мог объяснить эти симптомы, нервы у всех были взвинчены, люди становились все раздражительнее, набрасывались друг на друга, и только Джек, которого ничто не могло вывести из себя, выступал в роли миротворца. Когда командир отчитал повара, потому что ему не понравилась еда, -- пожалуй, немного резче, чем следовало, -- Джек захотел разрядить ситуацию. С деланной веселостью он крикнул: "Лучше плохая еда, чем отсутствие воздуха!", -- и, боксируя, нанес командиру шутливый удар. |
