Изменить размер шрифта - +
Зато и выходит, что и Ларцев ее не полюбил, и муж разлюбил, и она живет в деревне да скучает… Адель Пельская – экзальтированная женщина, уверяющая, что она ни за что не полюбит человека, который будет ей представлен с обычными формальностями, и ревнующая своего мужа к первой жене его, давно уже умершей. Зато и выходит, что она беспрестанно падает в обмороки, расстроивает свое здоровье и родит семимесячных детей. Любинька Гордунова, напротив, – девушка, полная идеальнейших достоинств, говорящая так, как выше показано, – влюбляется во Владимира, мужа своей подруги Марии, но пересиливает свое сердце и выходит замуж за Ларцева, которого сама описывает таким образом в письме к сестре своей:

 

 

 

Это один из тех тысячных людей, про которых сказать нечего. Самая наружность его бесцветна: он ростом не высок и не мал, он не толст, но сложения плотного; его маленькие глаза не то серого, не то зеленого цвета, а выражения их разглядеть нельзя, потому что он их страшно щурит, когда говорит. Рыжеватые усы почти скрывают его губастый рот, а светлые волосы всегда тщательно напомажены и приглажены, по воскресеньям же он их завивает. Разговор его не замечателен, но спасибо и за то, что он не острит и не пускается в чувствительность, а говорит просто; словом, мой милый друг, в моем положении, с моим маленьким состоянием, такому жениху мне отказать бы не следовало, если бы он посватался.

 

 

Столь благоразумные рассуждения высказывает восхитительная Любинька при самом начале знакомства с Ларцевым. Узнав, что Владимир Петрович любит ее, она исполняется презрением к Ларцеву, особенно при виде его ухаживаний за Мариею. Но когда Ларцев за нее посватался, она выходит за него, родит детей не семи-, а девятимесячных, как и следует, и находит, что муж ее прекрасный человек. Через год после замужества она пишет:

 

 

 

Как глупо и как смешно мне кажется теперь прошедшее! И как я понимаю, что мое настоящее призвание – семейная жизнь, мое назначение – быть женою, матерью, хозяйкой… и что это назначение и выше, и благороднее, и лучше всех сентиментальных бредней и пустых теорий.

 

 

Читателю предоставляется решить, которая из трех женщин лучше. Что касается до нас, то нам ни одна из них не нравится, а Любинька, очаровавшая нас сначала своим красноречием, теперь внушает нам даже отвращение своим хозяйственным самодовольством. В ней мы видим олицетворение (правда, очень бледное и слабое; но это уж зависит от таланта автора) житейской пошлости, не только убивающей в человеке благородные и чистые стремления, но еще научающей радоваться их лишению… На наш взгляд, Марья Сергинская – женщина не безукоризненная, не серьезная, но все-таки очень удовлетворительная в известном смысле, очень хорошая для известного вкуса и направления. Она не развила некоторых сторон своей натуры; что делать? Но она верна себе, она отличается известным характером, и кто желает иметь женою какую-нибудь неземную фею, или ундину, или

 

         Семинариста в желтой шали

         Иль академика в чепце,[4 - Цитата из «Евгения Онегина» Пушкина (гл. III, строфа XXVIII).] —

 

тот и не бери ее… Адель – тоже односторонне развитая девушка; но она несчастна своим развитием, о ней нужно сожалеть… Она больна, и на нее нельзя сердиться уж и за то, что она довольно терпеливо сносит свою болезнь. Но Любинька – это какой-то сиделец из меняльной лавки, нарядившийся в кринолин и позаимствовавшийся слогом у Марлинского или у князя Кугушева;[5 - О произведениях Г. Кугушева см. рецензию Добролюбова «Постороннее влияние» (наст. том, стр. 151–156).] это кукушка, усиливающаяся петь соловьем; это буренка, издающая нежное мычание и протягивающая рыло к клоку гнилого сена… Мы очень сожалеем, что позволили было себе увлечься ее красноречием, и не поздравляем автора, ежели его собственное мнение (как представляется из хода повести) – в пользу этой женщины…

 

Впрочем, мы не хотим навязывать автору мыслей, которых он, может быть, не имел.

Быстрый переход