– Ишь, как время-то летит… А пошледний раж вылежал - ишшо тока шентябрь был… Бр-р-р, холодина…

    На самом деле Григорьев, конечно, холода не чувствовал. Да и что вообще может чувствовать неупокоенный дух? Просто он до сих пор сохранил старые привычки - зимой жаловался на мороз, летом на жару, в дождь ворчал, что мокро, а в туман - что ничего не видно.

    Хотя вот тут он как раз не привирал.

    Рассказ Прокопа Григорьев выслушал со всем вниманием. Однако с решением у Хозяина Кладбища вышла заминка.

    – Шложное это дело, шложное… - смущенно шамкал призрак. - Что же делать-то, что же делать…

    – А может, просто… - с намеком повертел пальцами Прокоп.

    – Нет, вот этого как раж не надо! - строго глянул на него Григорьев. - Как бы хуже не штало… Дай-ка подумать… Аха… уху… хм-м-м… хм-м-м…

    Демьян Федорович раздумывал довольно долго. Уж и Прокоп начал зябко переминаться с ноги на ногу - домовому у печки привычнее, холодов этот народец не уважает. А Хозяин Кладбища все думал. В конце концов он поднял палец и важно прошамкал:

    – Мышлю, бесы тут замешаны. Не жнаешь - до того, как эта карусель началась, у девчонки из родни никто не помирал?

    – Не слышал, надо поразузнать… - почесал в затылке Прокоп. - А что?

    – Ну, шлышал небось - шильный колдун перед шмертью должон кому-то шилу отдать, а то помирать шибко тяжко будет…

    – А ты кому ж отдал?

    – Хех! Хех-хех! То-то и оно, што никому! Потому до ших пор ждесь! Шильный колдун швоей шмертью умереть вообще не может - ешли не прибьет никто, так и будет мучаться, а от штарости все одно не шдохнет! А ешли вше ж ждохнет - так прижраком штанет, аль еще похуже чем…

    – Ну так это перед смертью, в старости… А Верке всего семь лет - рано ей еще…

    – Так то-то и оно! - раздраженно поморщился Хозяин Кладбища. - Рано ей еще! И вот ешли какой-нибудь колдун ей так шилу передал… вот она может именно так и проявляться! В виде бесов шкачущих! Шами шобой пакошти творятся, против ее воли!

    – Ишь оно как… А делать-то чего, делать?

    – Делать… - проворчал Григорьев. - Ну, в первую голову надо выяшнить доподлинно - так ли дело обштоит, или я ошибся где!

    – И как выяснить?

    – Да шо ты меня подгоняешь?! - рассердился ведун-призрак. - Я тебе, чай, не лошадь ижвожная, имей терпение!

    Хозяин Кладбища погладил пушистую бороду, поплавал вокруг своего надгробия (хотя написано там было «Аркадий Степанович Бородин»), а потом снова поднял палец и важно сказал:

    – Надо мне шамому вжглянуть! Уж я-то ш первого вжгляду шкажу - кем девка поморочена! И как ее от этого ижбавить!

    – Оно, конечно, здорово… - не стал отрицать Прокоп. - Только Демьян Федорыч… ты ж с этого кладбища никуда уйти не можешь… Может, фотографию принести?

    – Не. Фотография не пойдет. Живую надо… Хм-м-м… А может, доставишь мне сюда девчонку как-нибудь?

    – Да как же я ее доставлю, Демьян Федорыч? В мешке, что ли, притащу?

    Хозяин Кладбища сердито засопел. Он еще немного поплавал вокруг надгробия, раздумчиво бормоча:

    – Можно, конечно, Никишку с Ираклием отправить за ней, да только больно уж они…

    – Не надо, Демьян Федорыч, не надо! - взмолился Прокоп.