Боши теперь были в нескольких милях позади них и их заграждения.

А впереди все еще ничего не происходило.

Они обсуждали это снова и снова, люди из Дэйлсвуда. Они испытали все. Но так или иначе они не могли добраться до того, что хотели сказать о старых летних вечерах. Время шло. Булыжник был гладок и готов к записи, но целое поколение дэйлсвудских обитателей не могло найти ни слова, чтобы передать все, что их сердца испытывали при слове „Дэйлсвуд“. Не следовало терять время попусту. И единственная вещь, о которой они подумали в конце, была такой: „Пожалуйста, Боже, запомни Дэйлсвуд точно таким, каким он был“. И Билл и Гарри вырезали это на меловой глыбе.

Что случилось с людьми из Дэйлсвуда? Да ничего. Началось одно из этих контрнаступлений, регулярных проклятий для „Джерри“. Французы устроили его и здорово уделали бошей. Я узнал эту историю от человека с адски большим-пребольшим молотком гораздо позднее, когда та траншея оказалась далеко за нашей линией фронта. Он разбил огромный кусок мела, потому что, по его словам, они все почувствовали: это было настолько чертовски глупо».

Дорога

Батарейный старший сержант почти заснул. Он был измотан непрерывным ревом бомбардировок, которые сотрясали блиндажи и лишали его умственных способностей уже многие недели. Он был сыт всем этим по горло.

Офицер, командующий батареей, молодой человек благородного происхождения в очень опрятной униформе, подошел и плюнул ему в лицо. Старший сержант тотчас же подскочил, получил приказ, сразу схватил дубинку и начал лупить утомленных людей. Ведь в батарею пришла депеша, что какие-то англичане (накажи их Бог!) сооружали дорогу в X.

Орудие выстрелило. Это был один из тех неудачных выстрелов, которые случались в дни, когда удача отворачивалась от нас. Снаряд калибра 5. 9 разорвался посреди британской рабочей партии. Это не принесло немцам ничего хорошего. Попадание не остановило потока снарядов, которые разнесли их орудие и клином вбили отчаяние в их души. Попадание не улучшило и характер офицера, командующего батареей, так что люди страдали от старшего сержанта как никогда. Но попадание остановило в тот день дорожные работы.

Я, кажется, представлял себе, как продолжалась та дорога.

Другая рабочая партия пришла на следующий день с глиняными трубами и принялась за работу; и так было на следующий день и через день. Снаряды рвались вокруг, но чаще не долетали или перелетали; воронки после взрывов аккуратно засыпались; дорога строилась. Здесь и там приходилось рубить деревья, но не часто, многие из них оставались на местах; большей частью солдаты копали, выкорчевывали корневища, толкали по настилам тачки и заполняли их камнями.

Иногда появлялись инженеры: это происходило в тех случаях, когда надо было пересечь поток. Инженеры возводили мосты, и рабочие-пехотинцы продолжали рытье и укладку камней. Это была монотонная работа. Контуры менялись, почва менялась, менялись даже скалы под ними, но пустошь оставалась; они всегда работали среди разрушения и грохота. И так строилась дорога.

Они миновали широкую реку. Они миновали огромный лес. Они миновали руины того, что когда-то должно быть, было прекрасными городами, огромными процветающими городами с университетами. Я видел рабочих-пехотинцев с их грязными глиняными трубами, видел в своих мечтах, вдалеке от того места, где разорвался снаряд, остановивший строительство дороги на один день. И за ними любопытные изменения происходили на дороге в X. Можно было разглядеть пехоту, движущуюся к траншеям и возвращающуюся обратно в резерв. Сначала солдаты маршировали, но через несколько дней они появились уже в машинах, в серых автобусах с затемненными окнами.