А их «непоэтичность», отсутствие традиционной формы, по существу новаторское в ту пору явление, вызывали недоумение и протест. Жить становилось все труднее, и Норвид готов был приняться за любое дело, чтобы не умереть с голоду. То он трудится в качестве «неквалифицированного» рабочего при парке Фонтенбло, то моделирует вставные челюсти для парижских дантистов. Но случайные заработки не спасают от нищенского существования. Здоровье его становится все хуже, он теряет слух.
В отчаянии поэт решает покинуть Европу. Он едет за океан, в Америку. Однако и здесь — та же суровая жизнь, та же борьба за кусок хлеба. Приходится вернуться во Францию. Наступает пора творческого взлета, в это время он создает наиболее знаменитые свои произведения — поэтический цикл «Vade Mecum», трагедии «Тертей» и «Клеопатра», поэмы «Ассуната» и «Прометедион», стихотворение «Фортепьяно Шопена» и многие другие.
Но нищета прочно поселилась в его каморке. Как стон души звучат его слова — признание другу — о том, что он погибает!
Драма Норвида, его забвение и непризнание длились до тех пор, пока поэт и критик Зенон Пшесмыцкий-Мириам в конце прошлого века не натолкнулся в одной из венских библиотек на старое издание его стихов. Затем, тоже случайно, в его руки попала рукопись цикла «Vade Mecum». Публикация этого цикла растянулась на тридцать лет. Наконец, только перед самой войной, было подготовлено и издано собрание сочинений Норвида. Последний седьмой том появился в 1939 году.
Но из всего тиража этого тома сохранился лишь один единственный экземпляр — остальные погибли при пожаре польской столицы в те дни, когда гитлеровцы вошли в город. А спустя четыре года, во время варшавского восстания, погиб и Зенон Пшесмыцкий-Мириам.
Не менее трагична история издания в Польше другой книжки стихов Норвида. Называлась она «Громы и пылинки»… На титульном листе можно было прочитать, что стихи собрал и обработал Антони Залеский. А внизу стояло: «Вильно, 1939». На самом деле книжка была отпечатана в Варшаве в подпольной типографии и вышла в свет буквально за день до восстания — 31 июля 1944 года. Тираж ее был невелик — всего 350 экземпляров. Почти все они погибли, уцелело лишь пять штук. Ложные выходные данные — «Вильно, 1939» — вводили в заблуждение немцев и облегчали распространение книжки. А под псевдонимом «Антони Залеский» скрывался литературовед Юлиуш Гомулицкий. Сегодня это крупнейший знаток творчества Норвида. В его библиотеке — редчайшем собрании книг — хранятся все первопечатные прижизненные и посмертные издания поэта. На полках этой библиотеки можно найти все, что когда-либо было написано о великом поэте, в том числе и более ста работ о нем самого Ю. Гомулицкого. Продолжая собирать неопубликованное наследие Норвида — его рукописи, черновики, письма, Ю. Гомулицкий почти полвека ведет непрерывный поиск, изучает биографию поэта, день за днем восстанавливает его жизнь. Результат этой работы — четырнадцать томов сочинений Циприана Норвида и Государственная премия за изучение и пропаганду наследия поэта.
О Юлиуше Гомулицком мне еще придется говорить — он лично знал Тувима и дружил с ним. Больше того, вместе с ним участвовал в расследовании, о котором пойдет речь.
В чем-то схожа с судьбой тувимовской библиотеки и судьба собрания Стефана Цвейга.
Как известно, он коллекционировал рукописи писателей и музыкантов. Кроме того, собрал, по его собственным словам, все книги, когда-либо написанные об автографах. В зальцбургском доме писателя бережно сохранялись оригиналы произведений, подаренные друзьями-литераторами — Роменом Ролланом, Максимом Горьким и многими другими. Хозяин с гордостью показывал свои реликвии гостям и уверял, что не всякому дано вступить в загадочное царство рукописей. |