— Далеко, — улыбнулся Рябинин.

— А вчера расписались, что поехали в Главсин… Главсинхрофазотронсбыт. Я проверил, такой организации нет.

— Их пока не сбывают, — подтвердил Рябинин и вздохнул.

— Кого не сбывают?

— Синхрофазотроны.

— Так. Ну и что ещё скажете?

— Семён Семёнович, не хватает подробного, человеческого рассказа Ватунского… И вообще — не хватает чего-то.

Чего не хватает — объяснить трудно, потому что следователь не только знает уголовное дело, но и чувствует его, как мать ребёнка. У Рябинина была схема преступления, каркас, ничем не обросший. Дело походило на сухое дерево.

— Это всё литературщина, — уловил прокурор рябининскую мысль. — Как вы собираетесь его кончить?

— В суд, — ответил Рябинин и сразу понял, зачем его вызвали.

— В суд, — согласно кивнул прокурор. — А почему в суд? — тут же удивился он.

— А куда же?

— Вы не горячитесь, — предупредил Гаранин.

— Я и не горячусь, — сказал следователь, потому что и правда пока не горячился.

— Будете горячиться… Скажите, Ватунский положительный человек?

— Бесспорно, — подтвердил Рябинин и опять понял, к чему всё это.

— Значит, положительный человек с блестящими характеристиками… А с другой стороны, главный инженер огромного комбината, — торжественно объявил Гаранин.

— И что? — наивно поинтересовался Рябинин.

— Зачем же его в суд?

— А куда же?

— Анатолий Алексеевич, — опять прибег прокурор к Юркову, — как вы считаете?

— Я бы это дело прекратил, — сразу заявил Юрков, и Рябинин ему поверил: он прекратил бы, прекратил сам, по убеждению.

— Ты же сам сказал, что есть состав преступления, — вяло напомнил Рябинин.

— Состав есть, но он не преступник.

— Ты хочешь сказать, он не рецидивист. Но он преступник, коли есть состав.

Гаранин не зря советовал не горячиться, — Рябинин мог вспыхнуть как бензин. Он слушал прокурора и Юркова, но воля сделалась дряблой. Видимо, даже для воли нужна уверенность в целесообразности действия. Рябинин подумал, что, наверное, не было героев, которые бы не верили в пользу своих подвигов. Что толку убеждать Гаранина, когда он уже всё решил? Да если бы Рябинин сейчас доказал, что Ватунский убил ещё двух женщин, мнение прокурора не изменилось бы. Оно было даже сильнее тонкой книжечки в жёстком переплёте с чётким названием «Уголовный кодекс РСФСР». Прокурор считал Ватунского «случайным преступником».

— Передайте дело Юркову, он и прекратит, — буркнул Рябинин, зная, что Гаранин на это не пойдёт: слишком очевидное влияние на следствие.

— Зачем же? — не согласился прокурор.

— Не прав ты сейчас, — обиделся Юрков. — Намекаешь, что я непринципиальный?

— Где уж там намекает, когда прямо говорит, — вздохнул Семён Семёнович.

— Это моё глубокое личное мнение, что таких людей судить не надо, — добавил Юрков, вдруг разгорячившись.

— Не волнуйся, Толя, я верю, что твоё мнение — личное и глубокое, — успокоил его Рябинин, нажимая на «личное и глубокое».

Это было непостижимо, как размеры Вселенной.