– Дурная привычка. Пора мне с ней покончить.

Освободив бутылку из бумажной обертки, я поставил ее и два приземистых стаканчика на серебряный подносик, приз за победу на скачке, спонсором которой была какая-то кондитерская фирма. Подносик был симпатичный, весом тридцать четыре унции, испорченный, однако, надписью:

"К. Хьюзу, победителю стипль-чеза на приз фирмы по производству шоколада «Старс».

К тому же я никогда не ел шоколада – не мог себе позволить, чтобы не растолстеть.

Раскованным жестом она обвела комнату:

– Шикарная обстановочка!

Интересно, зачем это она ко мне пожаловала, подумал я, а вслух сказал:

– Хотите кофе?

– Кофе и каннабис!

– Вы ошиблись адресом.

– Какой вы колючий! – сказала она.

– Сущий кактус, – согласился я.

С полминуты она смотрела на меня в упор своими влажными глазами. Затем сказала:

– Насчет каннабиса это я так. Чтобы встряхнуть вас немножко.

– А!

– Вижу, что ничего не вышло. Зря старалась.

– Тогда просто кофе?

– Да.

Я пошел в кухню и взялся за кофейник. На кухне преобладали белые и коричневые цвета с добавлением желтого и медно-красного. Мне нравилась эта гамма. Цвета вообще действовали на меня так, как на других действует музыка. Я не очень любил музыку, а когда ее было слишком много, и вовсе выходил из себя. Особенно меня раздражало то, что исполнялось в ресторанах и самолетах. Я не держал в доме проигрыватель и вообще предпочитал тишину.

Она проследовала за мной из гостиной и стала оглядывать кухню с легким удивлением.

– Неужели все жокеи так живут?

– Естественно.

– Что-то не верится.

Она заглянула в буфет, обшитый сосной, откуда я доставал кофе.

– Вы сами себе готовите?

– Как правило.

– Любите изысканные кушанья – например, шашлык? – В голосе чуть скрытая насмешка.

– Нет, бифштексы.

Я налил дымящийся кофе в чашки и предложил Роберте сливки и сахар. Она отказалась от сахара, но сливки налила щедро. Затем она уселась на желтую табуретку. Ее медные волосы хорошо смотрелись и в кухне.

– Вы, похоже, неплохо ее переносите, – сказала Роберта.

– Кого?

– Дисквалификацию.

Я промолчал.

– Кактус, – сказала она.

Она не торопилась с кофе, делала редкие глотки, изучающе поглядывая на меня поверх чашки. Я, в свою очередь, изучал Роберту. Почти одного роста со мной, прекрасно владеет собой, холодная, как стратосфера. На моих глазах она росла, превращаясь из капризного ребенка в эгоцентричного подростка, в капризную дебютантку и, наконец, в сверкающую подделку под фотомодель, сильно мающуюся от скуки. За те восемь лет, что я ездил у ее отца, мы встречались редко и разговаривали мало – в основном возле скакового круга и у дверей весовой. В те моменты, когда она ко мне обращалась, она смотрела поверх моей головы.

– Вы не хотите мне помочь, – сказала Роберта.

– Помочь объяснить, зачем вы ко мне пришли? – продолжил я.

Она кивнула:

– Мне казалось, я вас знаю. Теперь я поняла, что ошибалась.

– Что же вы ожидали увидеть?

– Отец говорил, что вы родились и выросли на ферме, где свиньи забегали и выбегали из дома.

– Он преувеличивал.

Она чуть подняла подбородок, словно желая предупредить фамильярность со стороны собеседника, – жест, который я видел у нее и ее братьев сотню раз. Подражание родителям.

– Это были не свиньи, а куры, – уточнил я.