– У меня есть друзья в Манхэттене, – сказала она. – И первое, что я сделаю утром, я позвоню им, чтобы узнать, что модно сегодня. Мы не хотим, чтобы ты выглядела там, как дочь фермеров, – она рассмеялась. Рэндольф нашел ее смех заразительным и был более оживленным и более очаровательным, чем обычно.

Только Клэр Сю сидела с темным, подавленным выражением лица. Она с завистью поглядывала на меня, ее чувства были спутаны. Она избавлялась от меня, что делало ее счастливой, потому что она снова будет маленькой принцессой и центром внимания. Но я уезжала заниматься чем-то очень волнующим, и я была выделена, а не она.

– Мне тоже нужны некоторые новые вещи, – пожаловалась она, когда ей предоставилась возможность вставить слово.

– Но у тебя будет для этого гораздо больше времени, Клэр Сю, дорогая, – сказала мама. – Мы займемся покупками для тебя ближе к концу лета. А Евгения едет в Нью-Йорк через несколько дней. Нью-Йорк!

– Дон, – поправила я. Моя мать взглянула на меня, потом на бабушку. Она увидела, что никакого замечания не последовало. – Меня зовут Дон, – повторила я. Мама засмеялась.

– Конечно, если ты так хочешь и все согласны, – сказала она, снова бросив взгляд на бабушку.

– Это то, к чему она привыкла, – сказала бабушка Катлер, – если она захочет когда-нибудь поменять свое имя в будущем, она сможет это сделать.

Клэр Сю была изумлена и расстроена одновременно. Я улыбнулась ей, и она быстро отвела глаза.

Бабушка Катлер и я обменялись понимающими взглядами. Мы обменялись ими несколько раз за этот вечер. Теперь, когда наше противостояние было закончено, я обнаружила, что она относится ко мне по-другому, как и обещала. Когда некоторые гости интересовались моим талантом, она объяснила, что в нашей семье был дядя, который умел петь и играть на скрипке.

Я видела, что каждый был счастлив, что я уезжаю, но по разным причинам. Бабушка Катлер никогда не хотела меня, моя мать нашла во мне угрозу и беспокойство, Рэндольф был искренне счастлив за меня и мои новые возможности, и Клэр Сю была счастлива, что теряет свою соперницу. Только Филип, исполняя обязанности официанта, кидал иногда сконфуженные взгляды в мою сторону.

После ужина я посидела в лобби с моей матерью, слушая ее болтовню с гостями. Потом я извинилась, объяснив, что устала. Я хотела написать еще одно письмо папе, сообщив все, что я узнала. Я хотела, чтобы он знал, что я не виню его за то, что он сделал, и что я понимаю его и маму.

Но когда я открыла дверь в мою комнату, я обнаружила, что Филип ждет меня. Он лежал на моей кровати, закинув руки за голову и глядя в потолок. Он тут же встал.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я. – Убирайся. Немедленно!

– Я хочу поговорить с тобой, Дон. Не беспокойся, я хочу только поговорить, – сказал он, подняв руки.

– Чего ты хочешь, Филип? Не ожидай от меня, что я прощу тебя. Я никогда не забуду, что ты сделал со мной.

– Ты рассказала что-то бабушке? Поэтому она устроила тебе поездку в Нью-Йорк так быстро, я прав, не так ли?

Я смотрела на него, не входя в комнату, считая невозможным находиться с ним наедине после того, что он сделал со мной.

– Так ты сделала это? – со страхом спросил он.