— Ну и что? — меня этот пустой обмен фразами уже начал раздражать.

— Как это что? — возмутилась Ира, продолжая напирать. — Ты вообще знаешь, сколько они стоят?

— Да какая мне разница, сколько они стоят, — отмахнулась я.

— А сколько? — вдруг заинтересовался Пашка, переключив свое внимание с разглядывания ног в целом на сапоги в частности.

Ирка выдержала эффектную паузу и убийственно выдала:

— Двадцать пять косарей.

— Сколько? — не поверила я.

— Правда что ли? — Пашка озадаченно почесал свою вязаную шапку на затылке.

— Двадцать пять косарей! — теперь уже выпалила Ирка, тряся ладонями перед лицом, словно хотела похлопать себя по щекам. — Ну вот скажите мне, какого черта эта лахудра носит сапоги за двадцать пять тысяч и ездит при этом на муниципальном транспорте?

— Может, она не гордая, — предположил Пашка.

«Не гордая» девица, наконец, почувствовала наши взгляды и нервно обернулась. У нее чуть ли не бегущей строкой на лбу появилось: «Какие-то трое идиотов». Она презрительно фыркнула и отвернулась.

— Я тоже хочу носить такую обувь! — Ирка в сердцах стукнула кулаком по предполагаемому подлокотнику. Но так как подлокотники в автобусе не предусматривались, под удар попало Пашкино левое колено.

— Закончишь универ, найдешь себе хорошую работу и будешь покупать, что захочешь, — Иркины причитания на эту тему меня за все два года знакомства с ней уже достали.

— Я не хочу потом, я сейчас хочу! — она от досады снова треснула Пашку по коленке.

— Слушай, Егорова, — тот не выдержал, — такими манерами тебе придется на гипс мне разоряться.

Я отвернулась к мутному окну, робко надеясь, что меня оставят наедине с моей упаднической философией.

— Надо же, хрупкий какой, — фыркнула Ира и с маниакальным энтузиазмом добавила, обращаясь, видимо, к моему затылку. — Я знаю, что надо делать! Нужно найти себе спонсора!

— И где ты его найдешь? — вяло поинтересовалась я.

— Ну эта же нашла! — судя по Иркиной интонации, обладательница итальянских сапог удостоилась еще одного мстительного взгляда.

По раздавшемуся через пару секунд Пашкину вяку я догадалась, что он опять получил со всей дури кулаком по колену.

— Ты что, инвалидом меня решила сделать? — возмутился он.

— Не переживай, Паш, зато инвалидов не берут в армию, — утешила Ира и вдруг осененная мыслью добавила: — Слушай, а брат у тебя холостой?

— Никитос, что ли? А что, в спонсоры себе его хочешь?

— Ну а почему бы и нет? — Ирка все больше приходила в восторг от своего замысла. — У него-то в отличие от некоторых активы не закрыты.

Тут, наверное, следует сделать лирическое отступление. Пашкин отец владел сетью супермаркетов и, соответственно, не бедствовал. Но при всем своем достатке у него был пунктик: правильное воспитание сыновей. Это самое «правильное воспитание» на взгляд Берсенева-старшего заключалось в том, чтобы его отпрыски всего добились сами. Потому Пашка и жил в студенческом общежитии вместо родительского двухэтажного гнезда в центре города. Да и на жизнь зарабатывал сам, отец не выдавал ему ни копейки. Вот так и существовал Пашка на мизерную зарплату лаборанта и не менее грустную стипендию. В свое время его брат Никита тоже прошел через это. Зато без помощи своего влиятельного отца пробился в солидную фирму, где занимал теперь довольно высокий пост.