Изменить размер шрифта - +
При этом мне пришлось доказывать свою невиновность, и, если кто-то думает, что сделать это не составляло труда, пусть сам попробует. Я выкручивался как мог под градом идиотских вопросов, отвечая на которые сам чувствуешь себя полным идиотом. Никакой помощи или поддержки ни от судьи, ни от адвоката. Ты совершенно один перед окружным прокурором, стенографисткой и присяжными, от которых зависит твоя судьба. Так продолжалось два часа. Я рассчитывал, что смогу не отвечать, почему дал Шейле деньги. Не удалось. Пришлось признаться в том, что я попросил ее развестись с Брентом и выйти за меня замуж. Больше вопросов ко мне не было.

Когда я вернулся домой, позвонил Лу Фрейзер. Он был зол. Страховая компания уже известила о том, что отказывается возмещать пропавшие деньги. Сообщив об этом, Лу добавил, что я отстранен от работы вплоть до дальнейших указаний. Он бы уволил меня, если бы мог, но вынужден был ждать возвращения «старика» из Гонолулу. Все-таки я был в руководстве компании, и для моего увольнения требовалось согласие совета директоров.

Но больше всего мне досталось от газетчиков. К тому времени, когда в деле появился новый поворот, история об ограблении еще не успела сойти с первых полос, хотя и начала понемногу выдыхаться. Кажется, сказано было абсолютно все, и единственное, что оставалось, — строить догадки насчет местопребывания Брента. Одни уверяли, будто он в Мексике, другие — в Финиксе, а третьи — в Дель-Монте, где, по словам служащего местного мотеля, Брент останавливался в ночь ограбления. Но после моих показаний в суде история обрела второе дыхание. Газетчиков привлекла любовная подоплека, и то, как они обошлись со мной, было хуже убийства. Теперь историю окрестили «Ограбление в любовном обрамлении».

Газетчики наведались в дом к старику Роллинсону, куда Шейла отвезла детей. Они сфотографировали девочек, их деда и вдобавок выкрали по меньшей мере дюжину снимков Шейлы. Опубликовали и мои фотографии, все, какие только смогли найти, даже ту давнишнюю, на которой я был изображен в купальном костюме с однокурсницей в обнимку. Фото было сделано специально для одного футбольного обозрения.

И чего я добился своим признанием? За день до того, как я давал показания в суде, жюри присяжных признало Шейлу виновной в подделке банковских документов, растрате и соучастии в вооруженном ограблении. Единственное, в чем ее не обвинили, так это в соучастии в убийстве, и почему не сделали этого, было совершенно непонятно. Так что все наши старания оказались напрасны. Я влез в долги и пригвоздил себя к позорному столбу, только бы избавить ее от обвинений. И что же? Обвинения все равно были предъявлены. Теперь я шагу не мог ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь газетчика. Целыми днями я сидел дома и слушал коротковолновый приемник, настроенный на полицейскую волну, в надежде узнать что-нибудь связанное с поисками Брента. Еще я слушал выпуски новостей, В одном из них сообщалось, что Шейлу выпустили под залог в семь с половиной тысяч долларов и что деньги внес ее отец. С моей стороны вряд ли было бы разумно вносить залог. Я уже сделал для нее все, что мог.

В тот день я сел в машину и отправился покататься по городу, просто для того, чтобы не свихнуться в четырех стенах. На обратном пути я проезжал мимо банка. Сквозь большие окна было хорошо видно, что происходило внутри. За конторкой сидел Снеллинг, на месте Снеллинга — Хельм, Черч занимала место Шейлы. Кроме них, были еще два кассира, которых я не знал.

 

В окнах горел свет. Я просидел довольно долго. Чего только я не насмотрелся. Газетчики, крутившиеся возле дома, то и дело заглядывали в окна и звонили в дверь, а машины проезжали мимо с такой черепашьей скоростью, что в них на ходу могла бы забраться грузная дама. Но вот свет погас. Дверь отворилась, и показалась Шейла. Она зашагала по улице в мою сторону. Я бы сгорел со стыда, если бы она меня заметила. Я сполз вниз и пригнулся так, чтобы меня не было видно с тротуара.

Быстрый переход