Таким образом, мы могли проследить наследование арабских черт через Северную Африку, Испанию, Ирландию и Америку детьми, растущими теперь в Японии.

Конечно, нужно признать, что любой арабский след в Японии должен быть настолько незначительным, что его можно проигнорировать. Его можно привести лишь как пример. Смешивание такого типа происходило на земле с тех пор, как началась история человечества, и эффект накапливается в течение столетий. Глупо ожидать, что линии на географической карте разделяют людей с чистой родословной.

Когда мы думаем о различиях между двумя различными нациями, то прежде всего обычно предполагаем, что они говорят на двух различных языках. (Самые большие исключения — Великобритания и Соединенные Штаты, — страны, состоящие в основном из англоговорящих жителей.)

Почти каждая нация в Европе говорит на собственном языке. Язык, возможно, более важен, чем политическая лояльность. Люди с общим языком имеют общую литературу и поэтому общие традиции. Грекоговорящий житель острова Кипр чувствует, что он имеет больше общего с грекоговорящими жителями Греции, чем с англоговорящими людьми, которые управляют им. Когда Гитлер говорил о немцах, он подразумевал не только население Германии, но и всех, кто где-нибудь еще в мире считал немецкий своим родным языком.

Эта идентификация со стороны европейских народов по общности языка, а не в соответствии с политическим единством, известна как национализм.

Национализм иногда заканчивался формированием наций. Например, в начале XIX столетия итальянский полуостров был разделен па маленькие независимые образования типа Неаполя, Сардинии, Пармы, Модены и Тосканы. Все их жители говорили по-итальянски. Кроме того, жители некоторых частей Австро-Венгерской империи, Ломбардии и Венеции также говорили по-итальянски. В результате ряда войн, в которых приняли участие эти итальянские образования во главе с Сардинией, все они были объединены в Королевство Италия.

Подобным же образом множество маленьких государств в Центральной Европе под лидерством Пруссии, подданные которой говорили по-немецки, объединились в Германскую империю.

С другой стороны, национализм может и разрушить государство. В Австро-Венгерской империи жили люди, которые говорили на различных языках, например на польском, сербском, румынском, итальянском и чешском, все они были в той или иной степени недовольны тем, что ими управляли люди, которые говорили по-немецки. После Первой мировой войны и поражения Австро-Венгрии эти «подчиненные народы» образовали свои собственные страны или же присоединились к соседним независимым народам, которые говорили на их родном языке.

Проблема национализма не исчезла после Первой мировой войны. Очень многие из проблем, которые привели ко Второй мировой войне, затрагивали немецкоговорящее население, которое жило вне границ Германии, особенно в Австрии, Чехословакии и Польше. Начиная со Второй мировой войны националистические проявления росли в странах, которые долгое время являлись колониями или стали таковыми недавно, это происходило в Северной Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.

Действительно ли тогда языки являются тем признаком, с помощью которого мы можем разделить человечество на расы? Конечно, язык является более точным признаком общности людей, чем та политическая общность, в которой им приходится жить.

Например, повсюду в Европе есть немецкоговорящие колонии. Перед Второй мировой войной они находились весьма далеко от Германии — на реке Волге в России. Полмиллиона человек, проживавших на Волге, происходили от немцев, ввезенных в XVIII столетии Екатериной Великой.

Поскольку они жили на Волге, можно было бы предположить, что они — русские, если бы не тот факт, что они сумели сохранить немецкий язык.

С 1795-го до 1918 г. на карте Европы вообще не было страны с названием Польша.