|
[…] Переночевав в маленьком городке Флагстафф… мы отправились в Гранд-Каньон. Как и в случае с окаменевшей пустыней, его очарование в значительной мере происходит из внезапности, с которой это чудо возникает перед вами. Вы едете обширными хвойными лесами и болотами и вдруг оказываетесь на краю самого каньона. Это приходит как шок. Вдали, иногда четко очерченное, иногда окутанное голубой дымкой, вы видите ярко освещенное плато, распростершееся на дне долины, но в середине разрезанное теперешним руслом реки, черная зияющая пропасть которой производит впечатление врат ада. […] Здесь мы всего лишь в 150 км от Долины смерти, самого жаркого места на поверхности земли, расположенного в 270 м ниже уровня моря, покрытого горьким слоем соли и абсолютно безжизненного. Мы сами сидим раздетые и обливаясь потом, а машина раскалилась и мотор тяжело пыхтит. Какая температура в тени, я не знаю. Я не смог найти никакой тени и померить! Однако впоследствии обнаружил лопнувший медицинский градусник, который выполнял свой долг до последней капли ртути. Так мы продвигались час за часом, время от времени останавливаясь, чтобы не перегрелся мотор. Самый страшный ад – [когда] мы переправлялись через крутые горы, окружающие реку Колорадо, которая поворачивает на юг, поэтому ее и нужно было переехать. […] Вечером мы легли спать всего лишь в 250 км от цели – Лос-Анджелеса. […] Вскоре мы почувствовали дуновение соленого ветерка, и одновременно по сторонам дороги появились пальмы и цветочные клумбы. Дома приобрели вдруг абсолютно испанский вид, объявления – привкус светскости, и мы почувствовали, что приближаемся к этому земному раю – Южной Калифорнии. Мы быстро проехали немалое количество километров через снобского вида предместья и ровно в десять часов остановились у большого отеля в центре города. Таким образом я преодолел 5 тыс. км бесплатным автостопом и остался целым и невредимым.
Через два дня после приезда в Лос-Анджелес Раулю исполнилось 20 лет. “Мой день рождения прошел спокойно, поскольку я упросил власти не организовывать специальных мероприятий”, – шутил он в письме к деду. Город ему понравился, не в последнюю очередь благодаря летним Олимпийским играм, проходившим там с 30 июля по 14 августа. Несколько раз он посетил шведских участников Олимпиады, в числе которых были два его родственника: двоюродный брат его отца Юхан Габриэль Оксеншерна и муж Эббы, дочери Маркуса Валленберга-старшего, Карл Бунде. Карл Бунде уже не занимался активным спортом, но был золотым медалистом по выездке (дрессуре) на Олимпиаде в Стокгольме-1912 и серебряным медалистом в командной выездке в Амстердаме 1928 года. Во время игр в Лос-Анджелесе Оксеншерна выиграл золото по современному пятиборью. Прожив с неделю в городе, Рауль отправился на грузовике в Сан-Франциско, в Боулдер-сити и на плотину Гувера. Дамба произвела на него впечатление, но поездку обратно он счел чересчур тяжелой: “В числе прочего я прошел почти 30 км по отвратительной пустыне, в которой нет ни капли воды и ни деревца, дающего тень. Ночь я провел на крыше грузовика, а когда мы переезжали горы к северу от Лос-Анджелеса, я чуть не замерз насмерть”. Поездка обратно в Энн-Арбор проходила через северные штаты Орегон и Вашингтон, также с помощью поднятой руки. Если будет время, он навестит семейство Кольвинов, писал Рауль матери из Ванкувера, однако неясно, состоялась ли эта встреча.
Архитектор
В первом семестре 1932 года Рауль выбрал в качестве учебной дисциплины теорию строительства, что предусматривало изучение физики и математики – двух предметов, с которыми у него всегда были сложности. Причиной выбора послужило его предположение, что после возвращения в Швецию ему скорее понадобится именно это, а не архитектурные дисциплины. Под Рождество Рауль писал своей тете Карин: “Мне здесь очень нравится. |
