На её лице — рябь эмоций: удивление, насмешка, почти презрение — милая улыбка:

— Хочешь посмотреть, как я ем?

— Как-то особенно?

Её глаза вспыхивают:

— Заказывай. И пирожное — корзиночку с ягодами.

Да, ест она особенно, факт! Отпивает незаметный глоток кофе, берёт пирожное — и с него исчезает земляничина.

Я, видимо, глупо таращусь — она заразительно хохочет:

— Не понял?!

Я мотаю головой. Исчезает ещё одна ягода. Фокус!

Она морщит нос в комическом отвращении:

— Челове-ек… Смотри, показываю медленно!

Завораживающее зрелище. Так в замедленной съёмке ловят мух лягушка или хамелеон: высовывается язык — сантиметров на двадцать, боги мои! — и подцепляет очередную ягодку. Соображаю, что сижу с отвалившейся челюстью, думая о чудовищных непристойностях. И — внезапно — думая о том, цел ли бумажник в кармане.

За карман — хвать! Бумажник — цел. Её рука — вот и нет, вовсе не там. Её рука отдёрнулась от табельного оружия — серебра, как все нелюди, не терпит.

— О! — успеваю сказать я, и она тянет с нестерпимой насмешкой:

— О, господин упал-намоченный! Ты б ещё гранатомёт сюда принёс, трусишка! Не надо меня ловить, я не бабочка.

— Да ты ж воровка! — выдыхаю я.

Она весело, звонко хохочет:

— Докажи, инспектор! Я — гражданка, у меня такие же права, как у людей, у нас страна свободная!

Ничего себе! Упырей брал — проблем не было.

— А кто в карман полез?

— Паспорт посмотреть! — веселится она. — Вдруг ты женат — и сердце хочешь разбить бедной девушке, угнетённому нелюдю? На меня ж ничего нет! Было бы — ты б не на свидание звал, упал-намоченный!

Ах, ты ж…

— Приветики! — хихикает она. — Пиши любовные записки, Ван Хельсинг!

И лосиные копытца об пол — цок! Гарцуя, пошла к выходу из кафе, а я остался сидеть, как последний болван. Полезный опыт: вот, значит, они какие…

За соседним столиком — что-то происходит. Оборачиваюсь.

Солидный дяденька под взглядами нахмуренной официантки и смущённой спутницы роется в карманах:

— Вот же чёрт… кошелёк… выронил, что ли… Эллочка, принеси из машины дипломат, там карточки…

И снова — ах, ты ж!

Я вскакиваю:

— Кикимора, стой!

Но только пятки белые сверкнули… И ничего я не докажу.