Меня поместили в тюрьму для особо опасных преступников.

Накануне казни мне нанес визит сам президент Брюс Нимрод. Он явился в камеру в сопровождении ассистентки, которая указывала ему дорогу. На слепце были синий костюм, синяя рубашка и синий галстук. Помощница усадила его ко мне лицом.

— Видите ли, господин Толедано, я хорошо знал вашего отца, — произнес президент. — Это был великий борец против загрязнения. Мне рассказали о том, какой героизм он проявил в битве под Альбукерке. Лично я считаю, что это сражение оказалось решающим моментом в нашей борьбе за выживание планеты. Если бы под Альбукерке мы потерпели поражение… — он помолчал, — в мире воцарились бы те, кто загрязняет окружающую среду. Люди превратились бы в эгоистов, которые думают только о собственном маленьком удовольствии в ущерб всему человечеству. Вы не знаете, как было раньше… Люди покупали продукты в громоздкой пластиковой упаковке, которую они тут же выбрасывали. Они управляли полноприводными автомобилями с дизельным двигателем, и в каждой такой огромной машине сидело всего по одному человеку. Заправленные очищенным керосином самолеты повсюду распространяли токсичный дым, прожигавший дыры в облаках…

Казалось, он напряженно вглядывается в меня своими голубыми глазами.

— Раньше почтовые ящики ломились от рекламных проспектов. Бумагу расходовали не глядя. Пластик расходовали не считая. Целые леса изводили на рамки для картин или одноразовые платки. Воздух, вода, почва — люди загрязнили все ради удовлетворения своих мелких желаний. Мало кто сознавал, что творит.

Президент умолк, словно предоставляя мне возможность обдумать услышанное.

— Говорят, вы ехали на мотоцикле, с сигарой и пистолетом. На «Харлей-Дэвидсон», насколько я знаю. На любимом мотоцикле «Ангелов Ада». Понимаете ли вы, что они были нашими врагами — врагами вашего отца и моими? Худшими из всех. Это они убили его под Альбукерке. Пулей из огнестрельного оружия в спину. Загрязнять окружающую среду свойственно трусливым, подлым и равнодушным душонкам. А ваш отец был замечательным человеком. Хоть это вы понимаете?

— Да, — ответил я.

Он покачал головой и вздохнул:

— Временами я спрашиваю себя, не напрасно ли все, что я делаю. Ведь стремление получить удовольствие немедленно всегда будет сильнее голоса совести. Людей не останавливает даже страх, что их собственным детям нечем будет дышать.

— Нет, то, что вы делаете, важно.

— И это говорите мне вы? Судя по всему, отпрыски правителей нефтедобывающих стран готовят серию покушений с целью вернуть себе удовольствие ездить на машинах с бензиновым двигателем. Мне едва-едва удалось помешать лишь одному из таких планов. И вот теперь вы…

— Я очень сожалею, — прошептал я.

Он вновь покачал головой, а его слепые глаза по-прежнему смотрели куда-то вдаль. Даже его лицо больше не было обращено ко мне.

— Как президент ООН, я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Он грустно улыбнулся и протянул руку в мою сторону.

Не зная толком, как поступить, я пожал ее, но он ожидал от меня вовсе не этого. В конце концов я понял, что он хочет дотронуться до моего лица.

— Там, на мотоцикле… вы узнали, что такое скорость, не так ли?

— Это было совершенно опьяняющее чувство…

— Вам казалось, что сама смерть вам не страшна?

— Мне казалось, что я… летел.

Президент снова кивнул, на этот раз с пониманием:

— Скоро весь мир узнает это чувство. Завтра я торжественно объявлю о появлении нового вида транспорта. О катапульте. Надеюсь, легкое опьянение от пользования им сможет сравниться с головокружением, возникающим от быстрой езды на мотоцикле.