|
Когда ветру это удается, он, пройдя сквозь плотную ткань и металлопласт защитных пластин, прямо по голому телу бьет, как зазубренная спинка тяжелого ножа. И еще – легкая морось, отсекаемая, насколько это возможно, козырьком шлема, но все равно постоянно ложащаяся мелкими каплями на забрало, – ее влажная паутина может покрыть всего, с ног до головы, чуть блестящим ковром. Ткань непромокаемая, но если моросит больше двух дней, то кажется, что сырость все равно заползает внутрь комбеза. Редкие, закрученные штопором, с белесой, покрытой лишаями слабо светящегося мха корой, деревья. У большей части то ли листья, то ли иглы, которые начинают странно шевелиться сразу после того, как приблизишься к ним меньше чем на метр. Стаи больших черных ворон, поднимающиеся в низкое, задернутое серыми тучами небо. Разрушающиеся дома ближайшего, почти пятнадцать лет назад брошенного микрорайона. Той его части, которая сейчас смотрит на нас мертвыми глазницами грязно-желтых «хрущевок», густо украшенных паутиной трещин. Одинокая игла телевизионной вышки виднеется чуть правее, протыкая волнующееся море древесных крон давно превратившегося в лес парка. Некогда в том добром и хорошем мире она была выкрашена в чередующиеся красно-белые полосы, от которых сейчас остались непонятного цвета облезлые лохмотья, болтаемые ветром. Чавкающая сырая земля под подошвами высоких армейских ботинок. Привычная тяжесть «калаша», висящего поперек груди, и рюкзака за спиной. Давно ставшее знакомым и физиологически правильным давление от дыхательной маски на лице и эластичного ремня от шлема под подбородком. Без маски здесь, на подходе к Черте, никак. Туман поднимается два раза в день, и если попадешь в него без маски, то все, каюк… Четкий писк зуммера анализатора, постоянно считывающего данные окружающей среды, и ровная зелень цифр в нижнем углу забрала, там, где встроен «жидкий» монитор. Да, приборы никогда не подскажут больше, чем интуиция и опыт, но с ними все же спокойнее. Некоторые изменения в том, что составляет каждодневную реальность Района, просто так не заметишь. Мерно, шаг за шагом идем вперед. Аккуратно, стараясь использовать любое укрытие. Пять метров – и остановка. Поднять ствол, взять в прицел сектор возможного обстрела, дождаться тех, кто топает позади. Встать с колена и опять двинуться вперед. Мы уже очень близко к цели. Впереди Черта. Пройти через нее – и, возможно, станет проще. Если пройти ее нормально, без потерь… Ага, вот и она, родимая. Как будто железной щеткой по хребту провели. Дисплей шлема мигает, на какое-то время полностью вырубаясь. Вперед, не сворачивая ни на сантиметр. Вмятая в землю банка из-под колы, почти совсем без краски, блестящая даже без солнца, – это первая вешка. Прямо напротив нее, сантиметров через сорок, вбитый железный штырь с номером «пять». Это вторая. Никогда не доводилось идти по минному полю? Нет? Мне доводилось. И ни хрена не для выполнения ответственного боевого задания. Дурак просто был и домой хотел. Было нас, таких дебилушек, целых четыре человека. Так мы не просто шли, а бежали, торопясь на последнюю вертушку. И целыми остались, и успели. Хорошо хоть, что не зарекся тогда больше по минам не бегать. А то сам бы себя сейчас не уважал. Хотя здесь кое-что пострашнее будет. Мин-то нет, и днем с огнем их в Районе и возле Города не найдешь. В отличие от всяких пакостей, которых здесь в избытке: «провалы», «конфорки», «горючки», «с добрым утром», «битум». Все, что вашей душеньке угодно, одним словом. Лирика, не пойми откуда приходящая в голову в самый неподходящий момент. А что поделать, если натура такая? Черт с ней, пора двигаться вперед. Десять вешек, отгораживающих около семи метров коридора внутри Черты. Осторожно втиснуться в этот узкий проход – каждый раз, когда опускаешь ногу, думаешь: не стал ли он за прошедшее время ложным? А вот и последняя – деревянная рогулька, на которую, явно после нашего последнего визита, какой-то шутник насадил череп бабуина. |
