|
Машина подалась назад. Выскочив на темную прямую улицы имени архитектора Соколова, автомобиль рванул в сторону дома, в котором жил Мансур, удаляясь из горящего котла двора, в котором уже появились новые обитатели. Существо, недавно бывшее молодой девушкой, чуть постояло, привыкая к новому состоянию, посмотрело в сторону быстро удаляющихся задних габаритов машины… Ему было чем заняться в ближайшее время. Оно задрало голову туда, где в зеленом небе клубились тучи, и издало первый охотничий крик в новом периоде жизни бывшего городка нефтяников и газовиков. * * * Рита… где Рита?!! Почему так болит голова? Почему темно? Что за хрень?!! Александр Анатольевич вцепился в старую, местами облупившуюся крышку стола, поднимаясь. Голова старательно трещала, разрываемая острыми выстрелами боли… Странный зеленоватый свет падал в комнату через почему-то разбитое стекло. Он оглянулся, пытаясь понять: что все-таки произошло? В себя врач пришел на полу, у стола, за который вернулся после того, как они с Ритой… Вон лежат перевернутый судок из-под еды и вилка, которая чудом разминулась с его левым глазом. Разбитая стекляшка со спиртом, наполнившая комнату четким и стойким запахом, который до сих пор не выветрился. Покрывало с дивана, комком лежащее на полу. И приоткрытая дверь в «предбанник» морга. Александр Анатольевич двинулся к двери и тут же охнул, мешком осев по стене. Ноги слушались плохо, отдаваясь какой-то странной слабостью и уже затихающей болью в суставах. На лбу крупными и холодными каплями выступил пот. Паталогоанатом скрипнул зубами, собираясь с силами для того, чтобы встать, когда из-за приоткрытой двери до него донесся какой-то странный звук, больше всего напоминающий… а что, собственно, напоминающий? Врач сидел, пытаясь отогнать от себя глупую и одновременно страшную мысль. Александр Анатольевич был врачом-танатологом уже почти десять лет. Цинизм, присущий его профессии, он спокойно совмещал с прекрасными материалистическими взглядами на смерть. А также на то, что непременно с ней связано, включая суеверия и страшные бабушкины сказки. Но звук, который он услышал, напомнил ему только одно… Так же чавкал громадный алабай, принадлежащий его дядьке, живущему в собственном коттедже. Батыр, матерый взрослый пес, был не дурак пожрать. И когда его мощные челюсти равномерно дробили кости-мосолыги вперемешку с кашей, то он издавал именно такие звуки. Жадно и громко чавкал, пропихивая через мощное горло куски мяса, на которые дядька никогда не скупился для своего любимца. И услышать такой звук в морге?!! Александр Анатольевич чуть приподнялся, чувствуя, как пот потек по спине, холодный, липкий. Уверенность в невозможности того, о чем подумалось, испарилась, когда звук стал громче. И еще… звук не был одиночным. Чтобы его ни издавало, но оно было не одно. Тихо-тихо, стараясь не скрипнуть рассохшимися досками, Александр Анатольевич подполз к приоткрытой двери. Чуть помедлил, отгоняя страх, который все сильнее накатывал на него, и выглянул… Большая комната, которую работники морга называли предбанником, была залита светом, падавшим через два высоких окна. С той стороны работал фонарь, пусть и плохо, но зато почти не моргая. Свет бросал четкую тень от прямоугольника, находившегося прямо посередине и обложенного кафелем. Обычно на него ставили то, на чем или в чем лежали клиенты Анатолия Александровича. Сегодня это место пустовало, зато рядом… Раскинув в стороны длинные, кажущиеся в слабом свете мертвенно-бледными ноги, на гладких плитках лежала Рита. То, что это была она, врач понял сразу. По большим босыми ступням с длинными пальцами с темным лаком, по короткому, сбившемуся белому халатику. И больше ничего не было видно. Потому что прямо на ее животе сидел тот самый бомж, который занимал третий стол в «разделочной». Сидел, нисколько не смущаясь фактом собственной смерти от естественных причин и разрезом от горла и до паха, который Александр так и не зашил, а только выскреб всю требуху. |
