– Яичницу, сосиски ноквюрст. – Хэнку нравились эти коричневые жареные колбаски, которые с хрустом лопались под зубами.

Официант записал в блокнотик, спросил на всякий случай – Не хотите ли попробовать белых колбасок? У нас их делают замечательно.

Хэнк махнул рукой:

– Ладно, попробую их в ленч.

На лице официанта был написан ужас:

– Белые колбаски в ленч? Их едят только с утра.

– Тогда тем более дайте ноквюрст, – сказал Хэнк. В философском кружке решались громадные проблемы. Бархатный голос доносился в угол к Хэнку:

– Существует только субъективная истина для отдельной личности… Сущность экзистенциализма – это вера в абсурд, это религия парадокса…

«Вот именно, – подумал Хэнк. – Жалко, что я не верю ни во что, даже в абсурд. А то бы я стал экзистенциалистом…»

Проповедник душил свинок именами, которые они до него сроду не слышали:

– …Кьеркегор, Хайдеггер, Кафка, они дали образцы того, как люди непроницаемы, одиноки и наглухо замкнуты…

Может быть, это хорошо?

Официант принес кофе и, не допуская мысли, видимо, что такую бадью можно выпить без молока, поставил большой молочник со сливками.

– Спасибо, – сказал Хэнк. – Теперь несите виски‑бурбон, лучше «Фор роузис». Но айс, но вотер, но анисинг, бат дабл энд твайс…

Этот парень внешне очень сильно напоминал ему Адониса Гарсия Менендеса, старого приятеля, когда‑то бывшего у него вторым пилотом. С таким же прямым римским носом легионера. Хэнк вообще‑то был уверен, что очень давно, когда людей на земле было совсем.мало, жили они одной семьей. А потом неоправданно расплодились, распались, единокровные роды, и разбрелись они по миру, потеряв навсегда своих братьев и сестер.

Официант принес виски. Он все‑таки был похож на Эда Менендеса, как однояйцевый близнец. Но штука в том, что Адониса Гарсия Менендеса было невозможно представить с подносом в руках, обслуживающим других, – он сам был везде главным гостем и хозяином застолья.

Наверное, в той старой, очень давно растерявшейся семье Менендес и официант‑итальяшка не были близнецами. Адонис наверняка был старший, боевой, бандитский брат, а официант избрал для себя сытую, спокойную участь обслуги.

Хэнк в один присест выпил двойной бурбон, запил обжигающим кофе, чиркнул своим потертым «зиппо&raq