Изменить размер шрифта - +
И чуть в штаны не наделал, когда его сзади обвили мягкие руки.

— О, мой господин гинеколог и проктолог, — зашептала Надежда Ильинична со зловещим придыханием, — боишься, что ли?

— Испугала, — признался Павел Николаевич.

Женские глаза причудливо светились в полумгле. И как ей удается в присутствии посторонних притворяться обычной женщиной? Она шутливо впилась зубами ему в шею, решила не усугублять, отстранилась.

— А вот интересно, дорогой, что имел в виду майор Волынский, когда сказал, что мы с тобой похожи? Это тревожный звоночек?

— Не думаю, — возразил Павел Николаевич. — Он имел в виду, что, когда люди долго живут вместе, они становятся похожи друг на друга. Одинаково мыслят, одинаково себя ведут, даже в лицах у них появляются схожие черты. Прости, дорогая, но мы действительно похожи, за это нужно сказать отдельное спасибо нашим родителям.

— Мы с тобой как Стэплтоны из «Собаки Баскервилей», — провела параллель Надежда Ильинична. — Родные брат и сестра…

— Не совсем, — поправил Павел Николаевич. — Стэплтон представил даму как сестру, хотя фактически она была ему женой. Мы же с тобой представляемся супругами, хотя фактически…

— Надеюсь, ты не собираешься однажды жениться, братик? — кокетливо спросила женщина. — Не забывай, что это может сильно меня огорчить.

— Не женюсь, — проворчал мужчина. — Зачем мне жена? Ты лучше любой жены. Я твой пожизненный муж. Кто еще меня поймет, если не ты?

— Да уж… — Дама многозначительно покосилась на запертую комнату. — У одного из нас периодически случаются срывы. Если бы не это, то твоего дружка, — она потерлась о ширинку мужчины, — давно пришлось бы обводить мелом. Не обижайся, дорогой, я в хорошем смысле. Ты же у нас больной…

— Ты тоже больная, — отозвался мужчина.

— Возможно. Мы все понимаем, а значит, неуязвимы… — Парочка обнялась, издавая сочные чмоканья. — Я могу рассчитывать на горячий остаток ночи, дорогой? — с придыханием прошептала женщина. — Давай не тянуть резину. Запирай все двери, я уже поднимаюсь в спальню.

— А что на тебе сегодня будет, — натужно хихикнул Павел Николаевич, — кроме семи убийств и десятка других пикантных эпизодов?

— У тебя отличное чувство юмора, — не обиделась женщина, — чему подтверждение — события этой ночи. Ты, кстати, уверен, что это было необходимо? Избыток вранья, слишком пышная театрализация с перебором реквизита. Понимаю, что заподозрить нас трудно, а тебе скучно без развлечений в этой глуши, но…

— Я все уже рассказал, — помрачнел Павел Николаевич. — Когда я отправился в Коровью балку хоронить нашу любимую Анечку, мне показалось, что за мной следят: мелькнуло что-то между деревьев. Неприятное тянущее чувство меня атаковало… Я испугался, спрятался в расщелине, потом поволок ее черт-те куда, пока не избавился от этого мерзкого чувства, закопал так, что никто не найдет… Потом обходил этот лес за четыре километра… С той ночи и преследует мысль, что нужно отвести от нас подозрения. Пусть топорно, неважно. Но удачно ведь сложилось! И Валечка Скрягина, про которую забыла ее алкоголичка, была просто божьим подарком. Вдруг этот тип в лесу заметил мое лицо? Ночь была, но мало ли? Мы должны быть свидетелями, дорогая, а лучше — отличившимися свидетелями. Пусть думают на кого угодно: на сумасшедшего бродягу, на беглого зэка… как его, Островский? Не зря же я подкинул майору идейку.

Быстрый переход