— Я ценю свое время выше воспоминаний. Еще Прутков говорил: бойтесь объяснений, объясняющих объясненные вещи.
— Я постараюсь, — кротко согласился Бабуу‑Сэнгэ. — Предлагаю на какое‑то время законсервировать Союз, ограничить его деятельность наблюдением и анализом происходящих перемен. За прошедшие полтора года с момента капсулирования реальности произошла определенная стабилизация социума по всем параметрам: уменьшилось количество конфликтов, закончилось наконец противостояние в Чечне, наметились сдвиги в урегулировании таджикского конфликта.
— И резко поднялась вверх волна терроризма, — угрюмо добавил Грушин. — Возросла преступность… А если бы не деятельность «Чистилища», которую мы контролируем?
— Будьте добры, Петр Адамович, — посмотрел на Грушина Юрьев, сидевший напротив, — не перебивайте настоятеля!
Он не сказал — координатора, и кардиналы Союза переглянулись, оценив этот момент. Оценил его и Бабуу‑Сэнгэ, по губам которого скользнула презрительная усмешка.
— Благодарю вас, Юрий Бенедиктович. К аргументам уже привычным могу добавить следующее. Деятельность криминализированных систем «ККК» и «СС» также ограничена в настоящее время до приемлемого предела, так как они уравновешивают друг друга и не требуют особого контроля. Расползание психотропного оружия по планете остановлено, мало того, все разработки в этом направлении у нас в стране и за рубежом прекращены. Я полагаю, перечисленных мной аргументов достаточно, чтобы наш Союз временно ушел в тень.
Координатор умолк и застыл, полуприкрыв глаза веками, и сразу же стал похожим на бронзовую статую. Некоторое время по залу кружила пугливая тишина, первым дернулся Юрьев, собираясь что‑то сказать, но его опередил Рыков:
— Посвященные, картина, нарисованная нашим уважаемым координатором, не совсем верна. Настоятель лукавит, он устал, и ему пора уйти на покой. Да, времена, когда нас поддерживали иерархи, прошли, но у нас достаточно сил и знания, чтобы и дальше корректировать социум реальности в нужном направлении. Граница реальности закрыта не навсегда. Предлагаю…
— Подождите, Герман, — вмешался Хейно Яанович Носовой, остающийся одним из боссов Сверхсистемы. — В словах координатора есть резон. У вас имеются контраргументы, позволяющие считать деятельность Союза незаконченной?
— Извольте. Несмотря на то, что каналы передачи информации из «розы реальностей» в нашу запрещенную реальность перекрыты, есть свидетельства того, что непосвященные продолжают ими пользоваться. Разве это не угроза социуму? Нашему Союзу? Кто поддерживает эти каналы? Зачем? Не потворствуют ли этому Хранители? Далее. Я имею доказательства того, что некоторые из Посвященных I ступени вместе с Идущими пытаются овладеть Великими Вещами Инсектов — саркофагами власти, «Иглой Парабрахмы» и другими. Разве это не прямая угроза реальности?! И, наконец, последнее. — Рыков напил стакан воды, сделал глоток. — В нашу реальность снова дышит Монарх. И я точно знаю, кто ему не только потворствует, но и помогает. — Рыков исподлобья глянул на Бабуу‑Сэнгэ, на лице которого не дрогнула ни одна жилка.
— Кто? — спросил в наступившей тишине Кирилл Данилович Головань.
Настоятель Храма Гаутамы встал. Головы всех присутствующих повернулись к нему. По твердым губам Бабуу‑Сэнгэ скользнула та же презрительная улыбка.
— Герман, я давно заметил ваше стремление к власти, причем власти неограниченной, но не думал, что вы зайдете так далеко. — Координатор обвел взглядом лица собравшихся. — Я знал, что мне не удастся убедить вас, но не мог не сделать попытки. Я сам, лично, снимаю с вас ответственность за выбор и покидаю Союз. |