Я, конечно, отказался. Я не верю в искусствоведение ради выгоды.
— Февраль 1989 года, нападение и избиение эстрадного актера в Роппонги…
Мне не хотелось об этом вспоминать. Дело было путаное, полное культурного недопонимания и личных недоразумений. Может, и я был не без греха. Тем не менее…
— … Обвинения сняты, — продолжал Арадзиро, обходя меня кругами. Затем остановился прямо передо мной. — Кажется, вы в нашей стране статистическая несуразность, господин Чака. Три ареста и ни одного обвинения. Видимо, вы счастливчик.
— У меня хороший адвокат, — сказал я.
— Он вам потребуется, — парировал Арадзиро. — Может, вам стоит вызвать его сейчас, пока мы не начали задавать вопросы.
— Он уже здесь, — улыбнулся я.
— Понятно, — сказал Арадзиро, хрустнув пальцами. — Тогда начнем. — Он сел напротив меня и поставил на стол между нами крохотный диктофон «Сони». — Вы знаете человека по имени Аки Рокахара?
— Вряд ли.
— А должны, — сказал он. — Несколько дней назад вы сломали ему нос и украли его мотоцикл. — Он сердито уставился на меня, ожидая, пока до меня дойдет обвинение.
Ах, этот Аки Рокахара. Я чуть не улыбнулся. Я не знал, почему меня забрали, и решил, что не обошлось без якудза. Хуже того, я испугался, что это связано с Человеком в Шляпе. Ну ладно — и что же мне сказать? Что пришлось реквизировать у Аки тачку, чтобы оторваться от подозрительного личного водителя и тайно встретиться с главарем Ямагама-гуми?
— Так вы его знаете? — спросил Арадзиро.
— Я бы не сказал, что я его прямо-таки знаю…
— Но вы напали на него и украли его машину.
— Ну… да, но… — Я лихорадочно прикидывал, чего бы соврать, но ничего подходящего не находил.
— Такое поведение считается нормальным в Америке? Избить и ограбить незнакомца? — ядовито осведомился Арадзиро.
— Прошу меня извинить. Как правило, я очень сдержан, довольствуюсь отражением событий для своего скромного журнала и положением вежливого гостя вашей прекрасной…
— Кончай туфту гнать, — разозлился Арадзиро.
— Но я же вернул мотоцикл, — робко напомнил я.
— О да, мы знаем. Мы всё знаем. Эта идиотка, мамаша Аки, отказалась поддержать обвинения. Она считает, что вы просветленный человек. Что благодаря вам ее сын изменился. Он теперь клянется, что будет опять ходить в школу, перестанет общаться с дурными компаниями и все такое. Но это не надолго.
На этот раз я не сдержал улыбки. И про себя отметил, что, когда вернусь в Кливленд, надо будет звякнуть в отдел подписки и попросить их прислать юнцу подшивку журнала за несколько лет.
— Так почему я здесь?
— Потому что у вас проблемы, господин Чака.
— Я и не думал, что буду караоке тут исполнять. Какие проблемы?
— Тебе не кажется, Харуки, что он как-то нервничает? — спросил Арадзиро одного из безмолвных полицейских. Я не понял, кто из них Харуки, потому что кивнули все трое. — Это для протокола. Вы какой-то нервный, Чака. С чего вам нервничать? Что вас тяготит?
— Всегда такой. А сейчас просто хочу спать.
— Проблемы со сном, да? Не сомневаюсь, — сказал Арадзиро. — Я навидался столько дикости за свою жизнь, но даже у меня проблемы со сном. А Харуки? Он вчера просто блевал. Крутой полицейский, пятнадцать лет стажа, а рыгал как мальчуган, который переел ирисок и перекатался на карусели в Луна-парке. |