Его пухлое лицо подозрительно нахмурилось; наголо выбритый череп блестел в свете свечей.

— Все, что пожелает Ваша Божественность, — приказ для нас, — ответил он с прямо-таки трогательным отсутствием искренности в голосе.

— Что, городские ворота заперты?

Ага! Он расплылся в хитрой улыбке.

— Полагаю, что так, Боже.

— Но, надеюсь, у вас найдется моток крепкого каната и парень покрепче, чтобы втянуть его потом обратно? А еще повязка попристойнее и пара сандалий? Горсть мелочи и мешок снеди — не слишком большая плата за оказанные услуги. Видишь ли, мы намерены лично осмотреть поле сражения, чтобы сохранить это для истории.

— Полагаю, это можно будет устроить. — Мерзко улыбаясь, он поднялся на ноги. — Вы нас покидаете?

— Именно так. Я даже заключу с тобой сделку.

Жрецы обожают сделки так же, как купцы — золото, а воины — кровь. Он довольно потер руки.

— Да, Боже?

— Ты пойдешь со мной вместе и поклянешься мне самой торжественной своей клятвой в том, что не перережешь веревку раньше, чем я благополучно спущусь со стены, — а я, так уж и быть, расскажу, как мы это сделали.

Нагьяк зажмурился и визгливо рассмеялся.

30

Разбойная дорога

Я вышел к широкой реке у брода, и место это показалось мне знакомым. Вода стояла низкая, и из серебристых струй тут и там проглядывали отмели золотистого песка. Несколько темных черточек в потоке, вполне возможно, были вынесенными на мель трупами, но вода снова стала серебряного цвета, а не красного — если только она действительно окрашивалась в красный цвет. Ниже по течению виднелись далекие пестрые паруса рыбачьих лодок, колыхавшиеся в жарком полуденном мареве.

Почернелое пожарище обозначало место, где стоял домик паромщика, но меж обугленных бревен пробивалась зелень, а это означало, что переправы здесь нет уже много лет. Рядом с пожарищем виднелись остатки сада — шесть тополей и пламенеющее алым цветом тюльпановое дерево. Это тюльпановое дерево запомнилось мне особенно хорошо.

В тени тополей расположились на отдых десятка два или около того молодых людей. Они разлеглись на зеленом травяном ковре, перекусывая, отгоняя назойливых мух и не забывая при этом приглядывать за парой пасущихся рядом долговязых форканских лошадок.

Это была разношерстная компания, но большинство носили драные кожаные штаны полрейнского покроя. Некоторые были босиком, некоторые — в сапогах. У каждого под рукой лежал щит и меч, но все остальное их оружие скорее всего было увязано во вьючные тюки. У них было либо мало снаряжения, либо мало провианта. Почти все были совсем еще молоды, некоторые — в повязках, некоторые — оправляющиеся от ран. Несмотря на свою юность и неухоженный вид, они производили впечатление закаленных воинов, привыкших смотреть смерти в лицо.

Когда я подошел к ним, тот, кто был ко мне ближе всех, собрался вставать, и я замедлил шаг в ожидании оклика.

— Пусть подойдет! — рявкнул знакомый голос.

Я прошел меж ними к человеку, который был мне нужен. Он сидел чуть поодаль, привалясь спиной к тюльпановому дереву. Он был немного старше большинства остальных. На голове его все еще белела повязка, да и шрамов на теле прибавилось. Это был очень рослый, волосатый мужчина, и он смотрел на меня, нахмурившись как демон царицы Гупль.

Я сел и сделал большой глоток из бутыли с водой. Когда я покончил с этим, он все еще смотрел на меня, лениво почесывая необычно короткую бороду.

— Чего тебе надо?

— Всего лишь поговорить со старым другом.

— Ну говори. Что еще? — Он рычал, как лев на охоте. — Только для дружбы нужно по меньшей мере два человека.