Все произошло в одну минуту, и, испуганные угрожавшей опасностью, встревоженные, ожидая повторения нападения, друзья едва успели прийти в себя, как почтальон привез их на следующую станцию. Хотя пуля только оцарапала правую руку Гартмана, однако кровь шла из раны так обильно и боль была так сильна, что о продолжении пути нечего было и думать. Жалкая гостиница, в которой едва можно было найти самые необходимые удобства, отсутствие хирурга поблизости — все это вместе привело друзей в не особенно приятное настроение; оно перешло у Виллибальда в страх и заботу, когда после перевязки, сделанной довольно неумело жалким цирюльником, с Гартманом сделался припадок сильнейшей лихорадки. Виллибальд проклинал горячность или, скорее, легкомыслие своего друга, загнавшее их в проклятую дыру, самое пребывание в которой, хотя они и избежали благополучно разбойничье нападение, ставило в опасность жизнь Гартмана и расстраивало, быть может, всю их поездку.

На другое утро, когда Гартман объявил, что в случае надобности он может продолжать путь, а Виллибальд раздумывал, как благоразумнее поступить, оставаться или ехать далее, и не мог решиться ни на то, ни на другое, все дело обернулось совершенно иначе.

Вблизи от почтовой станции, на берегу реки Мульды, лежало богатое, обширное имение графа Максимилиана фон К. Граф послал к друзьям своего слугу с настоятельным приглашением посетить замок, находившийся в нескольких часах езды. Граф, пояснял посланный, узнал, что путешественники подверглись нападению разбойников на его земле и что один из них во время храброй защиты был ранен. Стрелки графа подоспели слишком поздно, чтобы предотвратить нападение или по крайней мере встретить его вместе с путешественниками. Поэтому граф считал своим долгом приютить путешественников в своем замке до тех пор, пока раненый не выздоровеет совершенно и не будет в состоянии продолжать путешествие.

Друзья сочли это приглашение за особую милость судьбы и решили немедленно воспользоваться им.

Вместе со слугой, приехавшим верхом, прибыла обитая мягкими подушками, запряженная четырьмя прекрасными лошадьми карета. В эту карету бережно уложили Гартмана, причем его перенесли со всяческою осторожностью на руках, как будто он был смертельно ранен и каждый резкий толчок, действительно, мог стоить ему жизни. В то время, как его переносили таким образом, Гартман, хотя отлично мог бы идти сам, делал такое страдальческое лицо, как будто он был убежден в опасности своего состояния. Виллибальд немало смеялся от всего сердца при виде этого. Наконец Гартмана повезли тихой рысью в карете Виллибальд поехал за ним в обыкновенном почтовом экипаже.

Казалось, граф не мог дождаться прибытия друзей. Он встретил их у самого подъезда замка.

Граф Максимилиан фон К. был рослый мужчина лет около семидесяти; о его преклонном возрасте красноречиво говорили его седые волосы и изрытое глубокими морщинами лицо. Но, несмотря на свой возраст, граф отличался чисто юношеской живостью в движениях, сильным, звучным голосом и ярким блеском своих больших выразительных глаз. Впрочем, особое выражение этих глаз обличало в нем старца, хотя его манеры отличались добродушием и сердечностью, свойственными лишь жизнерадостным юношам.

Граф высказал при приеме друзей особенное гостеприимство, показавшееся им совсем не обыкновенным. Он сам взял Гартмана за руку и помог ему подняться по лестнице. Немедленно приказал он дворцовому хирургу в своем присутствии перевязать рану Гартмана. Хирург сделал перевязку искусной, опытной рукой и объявил, что рана нисколько не опасна, что лихорадку следует приписать лишь первой неудачной перевязке и что одна спокойно проведенная ночь излечит больного, а рана заживет в самое короткое время.