— А ты с ним общалась?

— Как раз сейчас имею такое сомнительное удовольствие…

Его голос зазвучал огорченно:

— Ты злишься, Эшли. А ведь это я должен сердиться на тебя. Зачем я посадил тебя в этот подвал? Подумать. Взвесить все «за» и «против». Правда, лично я никаких «против» не нахожу… А ты чем занимаешься?

— Сейчас я спущусь, — сказала я, скорее потому, что больше не могла оставаться в таком положении. Пальцы мои каждую секунду могли разжаться, и тогда я загремела бы вниз, к полному восторгу Тома.

Продвигаясь тем же путем, я кое-как спустилась вниз и с наслаждением расслабила руки. Ладони горели, и пальцы ломило, хотя я провисела под потолком не так уж и долго. Опустившись на свой горшок (зачем он был нужен отцу?), я едва не заплакала от бессилия и обиды.

Я не представляла, что еще можно сделать. Оставалось отдать им письмо, выбраться на свободу нищей и попытаться заработать на операцию для Криса другим способом. Правда, я и делать-то ничего не умела…

В конце концов, оставалась еще моя половина дома, хотя я даже приблизительно не знала, сколько могу выручить за нее. В Гринтауне недвижимость никогда особенно не ценилась. Люди здесь жили веками, передавая дома по наследству, а новички, вроде нас с отцом, появлялись редко. Странно, что Дэвиду еще удается как-то сводить концы с концами. Но заработать на дорогую операцию с его-то доходами…

Сверху донесся голос Тома:

— Пока, Эшли! У тебя остается еще больше часа. Но время летит незаметно, так что скоро увидимся! И я надеюсь, ты порадуешь меня больше, чем сейчас. Да я просто не сомневаюсь!

Меня опять подмывало выкрикнуть что-то грубое, но я удержалась, и не удостоила его ни словом. Он не стоил того, чтоб я становилась на одну доску ними обоими.

Я уже начала обдумывать, каким образом теперь раздобыть денег, будто письма уже лишилась, как вдруг дверь в подвал с лязганьем распахнулась, и кого-то втолкнули внутрь.

— Чтоб тебе не было скучно! — выкрикнул Том, и захлопнул дверь.

В первую секунду я даже не поняла, кого это бросили в мою камеру, только в страхе вскочила, а потом закричала, бросившись к нему:

— Дэвид!

Я была счастлива его видеть, и в то же время меня ужасало, что он здесь. Помогая ему подняться, я одновременно забрасывала его вопросами:

— Дэвид, как ты здесь оказался? Ты пришел ко мне? Ты догадался, что со мной что-то случилось?

— Если бы, — отозвался он с досадой. — Дай-ка я посмотрю на тебя…

Сперва отстранив, он оглядел меня и, крепко прижав к себе, покачал, как ребенка:

— Бедная моя… Они тебя не били? Что здесь вообще происходит? Почему нас заперли?

Лаская взглядом его встревоженное, но такое красивое лицо, я в нескольких словах обрисовала неприглядную картину нашего положения, но заверила, что если мы отдадим то, что они просят, нас тотчас отпустят.

Дэвид с сомнением качнул головой:

— Ты уверена? Они столько наврали, чего им стоит обмануть и в этом?

— Это, конечно, так, — вынуждена была согласиться я. — Но хочется верить в лучшее…

— Постараемся, — согласился Дэвид без особого оптимизма в голосе.

Я вернулась к главному:

— А ты-то как здесь очутился?

Он усмехнулся:

— Пришел мириться.

Я прижалась к нему еще крепче. Его тепло наполняло меня уверенностью, что все как-то образуется, мы выпутаемся из этой передряги, и, возможно, будем жить долго и счастливо. Дэвид был таким живым и сильным, что совсем не верилось, что я могу сегодня умереть.