Каждое мгновение она являлась для него риском, угрозой. Поэтому необходимо было найти способ заставить ее разговориться. Он составлял в уме список вопросов и старался заучить их наизусть, чтобы не дать себе отвлечься, когда несколько часов спустя повезет ее дышать свежим воздухом под предлогом ускорить выздоровление. Но теперь Зина уже опережала его самого.
— Заметьте себе, — говорила она, — я на родственников не в обиде. Когда я захотела их покинуть и перебраться в Страсбург, они меня ничем не попрекнули.
— Они вас ссудили деньгами?
— И не подумали. Мне пришлось выходить из положения без посторонней помощи. Вначале я работала в магазине «Книги — пластинки».
— У кого?
— У Лонера. Зарабатывала не Бог весть какие деньги, но у меня под рукой оказались книги, о которых я могла только мечтать. Я читала запоем, а это нелегко, поверьте, — читать в промежутке между двумя покупателями… А еще в моем распоряжении оказались пластинки «Ассимиль». Таким путем я выучила итальянский.
— Немецкий вы уже знали?
— Да. По-немецки разговаривали у нас на ферме.
— И долго вы проработали там?
— Два года.
— Почему вы от него ушли?
— Ему было тридцать пять, и у него серьезно болела жена.
— Ну и что?
— Вы и вправду хотите, чтобы я вам разжевала?
Лоб сильно покраснел.
— Извините! Продолжайте… Потом?
— Потом я служила в туристическом агентстве. Побывала в качестве гида в Германии, Италии… Знаете, озера, Венеция, Веронские любовники, Миланский собор… Вам знакомы эти организованные туры?
— Нет. Лично я предпочитаю индивидуальные поездки дикарем. Однако легко могу себе вообразить.
— Не думаю, — грустно сказала Зина. — О! Попадались и симпатичные группы, например учителя. Они робкие, дисциплинированные, держатся в рамках, но даже и с ними приходилось тяжело. Всегда найдется желающий влюбиться. Как правило, они довольствуются тем, что на ходу сунут вам в руку пламенное послание. Назначат свидание.
— Правда?
— Бедняжка Эрве! Вы что, с луны свалились? Конечно же правда. Уж я молчу о тех, кто преследует вас, как охотник — дичь.
Эти откровения были для Лоба сущей пыткой из-за волнующей интимности, которую они внезапно порождали. Но ему необходимо было знать…
— А как же вы себя вели в таких случаях?
— Неизменно любезно. Сопровождающая ничего не слышит, ничего не понимает, никогда не сердится. Ей платят за то, чтобы она улыбалась. Если она не способна защитить себя, ее увольняют.
— Но, в конце концов, ведь эти ухаживания далеко не заходили?
Зина призадумалась. Лоб остановил машину на опушке сосновой рощи. В просвете между стволами проглядывала морская синь.
— Я бы не хотела, чтобы вы считали меня не такой, какая я есть на самом деле. Думаю, всем женщинам нравится ощущать себя жертвой. У меня еще с детства сложилось впечатление, что я — жертва насилия. Уже на ферме… Не будем об этом.
— Напротив! — вскричал Лоб. — Ведь вы доверяете мне, правда?
— Не знаю. Я никому не доверяю.
Лоб хотел уже включить мотор. Зина остановила его, положив руку ему на запястье.
— Подождите, — пробормотала она. — Я не хотела вас обидеть. Вы меня спрашиваете. Я отвечаю. И не моя вина, если…
— Послушайте, — оборвал ее Лоб. — В вашей жизни есть мужчина. Все дело в этом?
— Ничего подобного. |