С юных лет он привык жить в достатке, ибо родители его были богаты и вели такой образ жизни и так воспитывали своих детей, как то и подобает состоятельным людям; и если его отец тратил больше, чем надо, на светские развлечения, на карточные игры и модное платье, то мать, отличная хозяйка, умела так ограничивать повседневные расходы, что ей вскоре удавалось восстановить нарушенное равновесие, и семья никогда ни в чем не нуждалась. При этом отец был удачливым купцом, ему везло во многих весьма рискованных спекуляциях, и поскольку он любил вращаться среди людей, то и мог похвалиться обширными и полезными связями.
Дети, натуры неустоявшиеся, обыкновенно выбирают себе в доме примером того, кто в их глазах всего вольней живет и наслаждается. В отце, не отказывающем себе ни в чем, они видят готовый образец, по которому им надлежит строить свою жизнь; и поскольку они довольно рано приходят к такому убеждению, то их помыслы и желания растут несоразмерно возможностям их семьи. И вдруг оказывается, что им во всем чинят препятствия, тем паче что каждое следующее поколение скороспело предъявляет все новые и новые требования, а родители большею частью бывают готовы дать им лишь то, что сами они получали в прежнее время, когда люди жили проще и довольствовались малым.
Фердинанд рос с неприятным чувством, что ему часто недостает того, что он видит у своих товарищей. Он не хотел отставать от других в изяществе одежды, в известной вольности жизни и поведения: он хотел стать таким, как его отец, чей пример постоянно был у него перед глазами и кто казался ему образцом вдвойне, — во-первых, как отец, к которому сын обыкновенно питает особое пристрастие, во-вторых, потому что мальчик видел, что он умеет устроить себе веселую, разгульную жизнь и при этом не теряет всеобщей любви и уважения. Поэтому у мальчика, как нетрудно догадаться, часто возникали ссоры с матерью, ибо он не желал донашивать отцовские сюртуки, а стремился всегда быть одетым по последней моде. Он быстро подрастал, а запросы его росли еще быстрее, так что, когда ему исполнилось восемнадцать лет, они оказались несоразмерны с его возможностями.
Долгов он до сих пор не делал, ибо мать внушила ему величайшее к ним отвращение и, пытаясь сохранить его доверие, во многих случаях всячески старалась удовлетворить его желания или выручить его из небольших затруднений. К несчастью, в то самое время, когда он, превратясь из мальчика в юношу, стал еще более следить за своей внешностью и, влюбившись в очень красивую девушку, которая вращалась в более высоком обществе, стремился быть не только не хуже остальных, но выделиться, превзойдя их во всем, его мать оказалась более стеснена в расходах по дому, чем когда бы то ни было, и вместо того, чтобы, как всегда, удовлетворить его нужды, принялась взывать к его разуму, его доброму сердцу, его сыновней любви и таким путем, убедив Фердинанда, но отнюдь не переделав, привела его в полное отчаяние.
Он не мог изменить свое существование, не потеряв разом всего, что было ему дороже жизни. С ранней юности врос он в привычный уклад, он мужал вместе со своими сверстниками и не мог теперь порвать ни одной нити, связывавшей его с друзьями, с обществом, с прогулками и удовольствиями, не утратив при этом какого-нибудь школьного товарища, друга детства, нового, особо ценимого знакомого и, что хуже всего, — свою возлюбленную.
Сколь высоко ставил он любимую, легко понять по тому, что она волновала его чувственность и его душу, льстила его тщеславию и самым светлым его надеждам. Одна из самых красивых, очаровательных и богатых девушек города отдавала ему, по крайней мере, в настоящий момент, решительное предпочтение перед многими его соперниками. Она разрешала ему почти что хвастать своим служением ей, и оба словно гордились цепями, которые сами же на себя наложили. И теперь он почитал своим долгом повсюду за нею следовать, тратить на нее и время и деньги и всячески показывать ей, как дорога ему ее милость и как необходимо обладание ею. |