Илья Ильф, Евгений Петров. Разговоры за чайным столом
Казалось бы, все хорошо. И тем не менее ежедневно за утренним чаем происходили семейные ссоры. Разговор обычно начинал папа. — Ну, что у вас нового в классе? — спрашивал он. — Не в классе, а в группе, — отвечал сын. — Сколько раз я тебе говорил, папа, что класс — это реакционно-феодальное понятие. — Хорошо, хорошо. Пусть группа. Что же учили в группе? — Не учили, а прорабатывали. Пора бы, кажется, знать. — Ладно, что же прорабатывали? — Мы прорабатывали вопросы влияния лассальянства на зарождение реформизма. — Вот как! Лассальянство? А задачи решали? — Решали. — Вот это молодцы! Какие же вы решали задачи? Небось трудные? — Да нет, не очень. Задачи материалистической философии в свете задач, поставленных второй сессией Комакадемии совместно с пленумом общества аграрников-марксистов. Папа отодвинул чай, протер очки полой пиджака и внимательно посмотрел на сына. Да нет, с виду как будто ничего. Мальчик как мальчик. — Ну, а по русскому языку что сейчас уч… то есть прорабатываете? — Последний раз коллективно зачитывали поэму «Звонче голос за конский волос». — Про лошадку? — с надеждой спросил папа. — «Что ты ржешь, мой конь ретивый, что ты шейку опустил?» — Про конский волос, — сухо повторил сын. — Неужели не слышал? — Первый раз слышу такую… м-м-м… странную поэму, — сказал папа. — Кто это написал? — Аркадий Паровой. — Вероятно, мальчик? Из вашей группы? — Какой там мальчик!.. Стыдно тебе, папа. А еще старый большевик… не знаешь Парового! Это знаменитый поэт. Мы недавно даже сочинение писали — «Влияние творчества Парового на западную литературу». — А тебе не кажется, — осторожно спросил папа, — что в творчестве этого товарища Парового как-то мало поэтического чувства? — Почему мало? Достаточно ясно выпячены вопросы сбора ненужного коню волоса для использования его в матрацной промышленности. — Ненужного? — Абсолютно ненужного. — А конские уши вы не предполагаете собирать? — закричал папа дребезжащим голосом. — Кушайте, кушайте, — примирительно сказала мама. — Вечно у них споры. Папа долго хмыкал, пожимал плечами и что-то гневно шептал себе под нос. Потом собрался с силами и снова подступил к загадочному ребенку. — Ну, а как вы отдыхаете, веселитесь? Чем вы развлекались в последнее время? — Мы не развлекались. Некогда было. — Что же вы делали? — Мы боролись. Папа оживился. — Вот это мне нравится. Помню, я сам в детстве увлекался. Браруле, тур де-тет, захват головы в партере. Это очень полезно. Чудная штука — французская борьба. — Почему французская? — А какая же? — Обыкновенная борьба. Принципиальная. — С кем же вы боролись? — спросил папа упавшим голосом. — С лебедевщиной. — Что это еще за лебедевщина такая? Кто это Лебедев? — Один наш мальчик. — Он что, мальчик плохого поведения? Шалун? — Ужасного поведения, папа! Он повторил целый ряд деборинских ошибок в оценке махизма, махаевщины и механицизма. |
