— О чем ты? О. — Он вспыхнул.
— Я увидела это в мусорном ведре — не бойся, я не копалась там, это лежало сверху. Как это объяснить?
— Очень просто, дорогая. Я рассуждаю практически, только и всего, — с умным видом объяснил он. — Я хочу, чтобы ты ко мне переехала, ты это знаешь, — это не секрет. Я просто делал подсчеты: что получится, если ты продашь свой дом.
— Но я не хочу продавать свой дом, — возразила я. — Мне нравится там жить.
— Знаю, знаю. На данном этапе это всего лишь гипотеза, но потом, когда ты его все-таки продашь и внесешь свою долю, — это же нормально для женатых людей, Роуз, у нас будет достаточно денег, чтобы вести приятную жизнь. Мы могли бы путешествовать, ездить кататься на горных лыжах и развлекаться, делать все то, что нам раньше не удавалось. Если тебе не нравится жить здесь, мы могли бы продать этот дом и купить другой, на общие деньги. Мы можем начать все сначала, Роуз, так что я просто подсчитывал затраты. Всего лишь безобидная маленькая фантазия.
— О. — Мое возмущение испарилось, как вода. — Но пока я не готова принимать серьезные решения.
— Я знаю, что не готова. И не нужно этого делать. Никакой спешки.
Я вернулась в дом и решила ответить на электронные письма. Электронную почту нужно разбирать быстро, иначе сообщения накапливаются. Беверли прислала черновики писем, чтобы я их просмотрела, и еще одно электронное письмо, в котором говорила, что разговаривала со своей подругой Джилл Харт. «Джилл поговорила с Мари-Клер, — писала Беверли, — но лучше я расскажу тебе об этом при личной встрече, если, конечно, тебе все еще интересно». Да, подумала я, еще как интересно. Мари-Клер привязалась к Эду, отбила его у меня и бросила, и мне очень любопытно узнать почему.
В тот вечер у меня был эфир на радио «Лондон», как обычно по вторникам, но не вместе с Минти, которая ушла в декретный отпуск, а с Тесс, которая ее подменяла. Мы поговорили о злоупотреблении алкоголем, вдовстве, судебных тяжбах за отцовство, непримиримых свекровях, насилии в семье и отпусках, превратившихся в ад. Мне не очень понравился этот эфир, я заметно устала и, забравшись в такси, подумала, не попросить ли Беверли иногда вести программу вместо меня, если она захочет, конечно: а она наверняка захочет. Еще на меня напало уныние, потому что никто до сих пор не ответил на мое объявление. И тут мне на мобильный позвонила Беа, в истерике.
— Роуз, — прорыдала она. О боже. Очевидно, она опять поругалась с Беллой. Я собралась с духом, готовясь выслушать детали. — Роуз?
— Да, Беа, в чем дело?
— Произошло — ух, ух — что-то ужасное.
— Что?
— Ух, ух — катастрофа.
— Что?
— Даже не знаю, как мы с этим справимся.
Мне стало плохо.
— Справимся с чем?
— Ух, ух — это так ужасно…
— Что ужасно? — повторила я.
— Ух, ух, — прохныкала она.
— Ради бога, говори, в чем дело, Беа. Вас что, ограбили?
— Нет, — вздохнула она.
— Проблемы с бизнесом?
— Нет. С Беллой беда, — всхлипнула она.
— Что стряслось?
— Ух-ух…
— Выкладывай, Беа!
— Ух-ух, — задыхалась она. Это было невыносимо.
— Говори!
— Ух-ух-ух, — он ее бросил!
Я вытаращилась в окно, онемев от удивления.
— Эндрю?
— Да. |