— Письма от читателя?

— Да.

— И ты думаешь, что я помогу решить его проблему? — озадаченно проговорил он.

— Да.

— Что ж, мне это очень льстит, и я сделаю все возможное. Наверное, дело срочное, — добавил он, когда я уселась в кресло по другую сторону стола.

— О да, не то слово. Дело жизни и смерти, — объяснила я. Достала письмо Джона из сумки и швырнула его через стол. — Прочитай, пожалуйста.

Он взял письмо левой рукой, сел, и черты его лица ожесточились, когда он узнал почерк. Он поднял голову.

— Слушай, Роуз, я…

— Читай! — крикнула я.

— Но…

— Читай! Прочитай письмо. С начала до конца.

— Ну… хорошо. — Он вздохнул. Поспешно пробежал строки глазами, сжал губы и сложил письмо пополам.

— Почему ты не помог ему, Эд? Какого черта ты медлишь?

Он тяжело вздохнул.

— Ты ничего не понимаешь, Роуз.

Я стиснула зубы.

— Что тут непонятного? Твой брат смертельно болен. Понимать нечего.

— Но мы с Джоном в ссоре. Да, очень печально, что он болен, но мы больше не общаемся. Мы не разговаривали шесть лет.

— Ну и что?

— У меня уже нет к нему… братских чувств. Мне нет до этого дела, потому что… — он пожал плечами, — … потому что мне все равно. Мы не поддерживаем контакт.

— Но какая разница, Эд, тем более что это неправда! Джон прислал нам на свадьбу такую красивую лампу, помнишь? Хоть ты его и не пригласил. Он держал для тебя дверь открытой, и у него на этот счет явно другое мнение.

— Но…

— Не может быть никаких «но». Твой брат умирает, ему нужна твоя помощь, и ты ему поможешь. Разговор окончен.

Эд вздохнул и покачал головой, будто это было не дело жизни и смерти, а мелкая неприятность.

— Я не могу, Роуз. Я просто… не могу. Я бы не сделал этого для чужого человека, а Джон стал мне чужим, поэтому мне не хочется ему помогать. Извини, но уже слишком поздно.

— Нет, не поздно. По крайней мере, пока. Но очень скоро будет поздно, если ты немедленно не поедешь в Халл.

— Можно же сделать еще химиотерапию. Возможно, он еще поправится.

— Он говорит, что химиотерапия — лишь временная мера.

— Врачи могут вырастить клетки из его собственной крови. Это новая технология. Я где-то читал.

— Если бы у него был шанс, думаешь, врачи бы ему не сказали об этом?

— К тому же я ненавижу больницы, — поежившись, пробормотал он. — Не выношу врачей. Ты же знаешь. У меня настоящая фобия. Я только что вышел из больницы и не собираюсь туда возвращаться. У меня до сих пор все болит, между прочим, — произнес он, прикоснувшись к гипсу.

— Знаешь что, Эд? Мне плевать. К тому же ты сам виноват — ты такой скупой, что даже пожадничал заплатить кровельщику, сам полез на крышу и упал!

— Это неправда, — запротестовал он, хотя горло у него побагровело.

— Нет, правда!

— Что ты хочешь, они дерут по девяносто фунтов в час!

— И это того стоит, Эд. Посмотри, во что обошлась твоя скупость — и тебе, и мне.

— Надеюсь, ты не жалеешь о том, что помогала мне, — сварливо пробурчал он.

Я посмотрела на него невидящим взглядом:

— Знаешь, Эд, вообще-то, жалею. Теперь, когда я узнала, что ты отказываешься помочь Джону, я очень жалею. Мне кажется, это… — я искала слово, способное выразить столь чудовищный эгоизм, — … непостижимо, как можно было так долго игнорировать его мольбы.