А можем ли мы хотя бы представить себе, что в нашем испорченном веке грабитель, в четверг бежавший из Ньюгетской тюрьмы, - в субботу вечером уже появится на Друри-лейн и Клер-Маркет в обществе своих старых приятелей, прохаживаясь, словно истый джентльмен: богатый черный костюм, пудреный парик с косичкой, гофрированная рубашка, шпага с серебряной рукояткой на боку, на пальце бриллиантовый перстень и золотые часы в кармане, в то время как ему отлично известно, что его разыскивают самым усердным образом; между тем именно так поступал когда-то Джек Шеппард, судя по свидетельству его современника, слова которого мы здесь процитировали.

Вспомним несчастных арестанток, которые в августе минувшего года погибли во время кораблекрушения неподалеку от Булони из-за позорной трусости и нерадивости французских моряков; мы можем смело утверждать, что ни одна из них не сумела бы нажить столько добра, чтобы нагрузить им целый фургон, и столько средств, чтобы зафрахтовать "Амфитриту", если бы, уже находясь в тюрьме, вздумала заняться там скупкой краденого. А знаменитая Дженни Дайвер, приговоренная в свое время к ссылке в Виргинию, прибыла в эти края именно с таким багажом, приобретенным в Ньюгетской тюрьме именно таким образом. Полюбовавшись американскими видами, она не задержалась в Новом Свете наняла судно и преспокойно отправилась на родину.

Люди из общества теперь уже не отводят воскресный день накануне казни посещению преступника в его камере, как бывало в дни Хореса Уолпола; последний рассказывает, что две тысячи знатных гостей (в том числе и леди и джентльмены) чуть было не задушили в Ньюгетской тюрьме разбойника Маклейна, который дважды падал в обморок, стиснутый со всех сторон своими почитателями. Маклейн был столь же хорошо известен на Сент-Джеймс-стрит, как какой-нибудь бездельник, весь день сидящий у окна кофейни Уайта; в тот же вечер, когда посетители разошлись, тетушка Маклейна, простодушная и добрая особа, которая осталась в камере, дабы побеседовать со своим многообещающим племянником и почитать ему, сказала (очевидно, для того, чтобы побудить его облегчить душу раскаянием): "Друг мой, что говорили тебе эти лорды? Ты прежде имел дело с кем-нибудь из них?" Скажем, к слову, что и сам Хорее Уолпол, столь забавно рассказывающий о Маклейне, повстречавшись с ним однажды на большой дороге, был ограблен им. Причем равнодушие - я чуть было не написал благодушие, - проявляемое в подобных случаях героем и жертвой, одна из любопытнейших черт той картины, которую рисуют нам рассказы об английских разбойниках.

В 1733 году Уильям Гордон был осужден за то, что в один из февральских вечеров (приблизительно в тот час, когда в 1833 году обедают) ограбил на дороге между Кенсингтоном и Найтсбриджем некоего джентльмена по имени Фрэнсис Питере, путешествовавшего в собственной, карете. Гордон постучал в окно кареты, и дочь мистера Питерса опустила стекло; затем последовало обычное требование, и в окно были переданы кошелек, кольца и часы. Старый джентльмен не проявлял недовольства, покуда Гордон, побуждаемый скорее прихотью, чем жадностью, не сорвал у него с головы парик и шляпу. "После чего, - заявил мистер Питерс (мы цитируем его показания на суде), - я укорил его за этот поступок. Сказал, что он не совместим с поведением людей его профессии и подвергает опасности мое здоровье, ибо погода стоит весьма холодная". Пока они вели этот спор, к ним подошел какой-то прохожий, держа в руке свечу в фонаре, и безучастно оглядел пострадавших: мистера Питерса с дочерью, лакея и кучера, - иными словами, там было уже четверо мужчин, которые могли бы схватить грабителя в то время, как леди криками призывала бы на помощь.