Если и случались ссоры, то по вине Клары.

Потом все приходило в норму. Все грехи прощались, и Лилиан с Кларой снова становились лучшими подругами. Клара вновь приглашалась в убежище под названием Лилиан.

– Когда вы впервые начали подозревать? – спросил Гамаш.

– Что подозревать?

– Что Лилиан вам вовсе не друг?

Впервые она услышала эти слова, произнесенные вслух. Произнесенные так ясно и недвусмысленно. Их отношения всегда казались такими сложными, трудными. Клара всегда была надоедливой, неуклюжей. Всегда отворачивалась от их дружбы, предавала ее. А Лилиан была сильной, независимой. Прощала подружку. Собирала заново черепки разбитой дружбы.

Но вот настал день…

– Мы заканчивали школу. Большинство девчонок рассорились из-за парней, из-за того, что оказались в разных компаниях, или просто по глупости. Из-за уязвленных чувств. Учителя и родители думают, что классы наполнены учащимися, но на самом деле это не так. Их наполняют чувства. Стычки. Обиды. Сплошной кошмар.

Клара сняла руки с подлокотников. Их обжигало солнце. И потому Клара сложила их на животе.

– Наши с Лилиан отношения были ровными. Больше никаких серьезных взлетов и падений. Но как-то раз на уроке рисования наш любимый учитель похвалил меня за рисунок. Это был единственный предмет, по которому я хорошо успевала, который меня интересовал, хотя по английскому и истории у меня тоже были неплохие отметки. Но рисование было моей страстью. И у Лилиан тоже. Мы обменивались друг с другом идеями. Теперь я понимаю, что на самом деле мы были музами друг для друга, хотя я тогда и не знала этого слова. Я даже помню тот рисунок, который понравился учителю.

Клара, счастливая, посмотрела на Лилиан. Ей так хотелось поймать взгляд подруги. Это была маленькая похвала. Крохотное торжество. Она хотела разделить свои чувства с единственным человеком, способным ее понять.

И она разделила. Но… Но… За мгновение до того, как лицо Лилиан расплылось в улыбке, Клара увидела что-то еще. Неприязнь.

А потом – дружеская, счастливая улыбка. Перемена произошла так быстро, что Клара убедила себя: ей померещилось, что ее незащищенность кажущаяся.

«Это опять моя вина», – сказала она себе.

Но, оглядываясь назад, Клара понимала, что трещина расширялась. Через какие-то щели пробивался свет, через другие просачивалась темнота.

Клара проанализировала то, что творится в сердце Лилиан. И ей это не понравилось.

– Мы вместе поступили в художественный колледж и делили с ней комнату. Но к тому времени я научилась преуменьшать те похвалы, что звучали в мой адрес. И много времени проводила, рассказывая Лилиан, как великолепны ее работы. А они и в самом деле были великолепны. Конечно, все, что мы делали, претерпевало изменения, эволюционировало. Мы экспериментировали. По крайней мере, я экспериментировала. Я вроде как решила для себя, что в этом и есть смысл обучения в художественном колледже. Не делать как правильно, а проверять пределы возможного. Не ограничивать себя.

Клара помолчала, посмотрела на свои сплетенные пальцы.

– Лилиан это не нравилось. Мои работы казались ей слишком необычными. Лилиан чувствовала, что они бросают тень на нее. Она говорила: люди, мол, считают ее моей музой, значит мои работы – о ней. А поскольку они такие странные, значит и она, Лилиан, тоже странная. – Клара помолчала. – Она просила меня прекратить.

В первый раз Клара заметила какую-то реакцию у прежде невозмутимого Гамаша. Его глаза чуть-чуть сощурились, но потом на его лицо снова вернулось бесстрастное выражение. Нейтральное. Невозможно было сказать, как он относится к услышанному.

Он ничем не выдавал себя внешне.

Ничего не говорил.