Следующим проектом был пруд для золотых рыбок из камня и цемента с центральным фонтаном в виде плюющейся лягушки.

Это мет-а-морфо-оза, пупсик.

У восточной и западной стороны маленького пруда Тесс установила изогнутые скамьи в форме русалки и тритона с грубой цементной поверхностью, инкрустированной камнями и ракушками. Прикованные к земле, они с серьезным видом смотрят друг на друга над водой, где снуют золотые рыбки и плюется водой каменная лягушка.

За прудом маячат два изваяния сов пятифутовой высоты, обращенные друг к другу в угрожающих позах; крылья распахнуты, когтистые лапы подняты словно перед схваткой. Кто? – как будто спрашивают они, задавая безответный экзистенциальный вопрос, за который будут рвать перья и ломать клювы. – Кто? Кто? Кто?

В разных местах пробиваются цветы, посаженные матерью Генри много лет назад: наперстянка, мелисса и аризема укрываются в совиной тени, клематис обвивает скамью в форме тритона. Тесс проредила и передвинула цветочные насаждения. Она посадила в разных местах новые многолетники, купленные на фермерском рынке, но без всякого плана и порядка.

На прошлой неделе на восточной окраине сада, граничившей с деревьями, которые означают начало леса, Тесс выкопала несколько кустов и принялась за строительство грота. Она соорудила арку из камня и цемента с мозаичными вставками битого стекла, крышек от пивных бутылок и другого мусора, – пружин, циферблатов, шайб и шестеренок от старого велосипеда, – дань памяти разбитым и забытым вещам, разобранным на части и никогда не собранным заново. А теперь в центральной нише грота, за рядом поминальных свечек в стеклянных банках, она поместила фотографию Сьюзи в прозрачной пластиковой коробке для защиты от стихий. «Великомученица Сердобольного Разоблачения».

Фотография была сделана за несколько недель до ее смерти. На ней Сьюзи сидит на стуле перед амбаром и строгает деревяшку, которой предстояло стать частью рога. Генри застиг ее врасплох со своим фотоаппаратом. На снимке Сьюзи почти испуганно поднимает взгляд, прядь светлых волос падает ей на глаза янтарного цвета с золотистыми крапинками. В ее лице застыл невысказанный вопрос: кто идет?

Это была любимая фотография Тесс, потому что здесь камера уловила ощущение уязвимости Сьюзи. Она одновременно поражена и поразительна. Этот снимок – единственная вещь, которую она сохранила после того лета.

Тесс лихорадочно стремилась закончить грот и уже неделю проводила там каждую свободную минуту, смешивая цемент при свете фонарика в мятой ручной тележке. Отмачивая ноющие запястья в тазу с ледяной водой перед сном, чтобы они не слишком болели, когда она снова примется за работу поутру.

– К чему такая спешка? – спросил Генри, но как она могла объяснить ощущение жестокой необходимости? Неустанную потребность работать быстрее и сделать все как следует. А теперь, когда она узнала о смерти Спенсера и об открытке, которую нашли рядом с ним, то принялась за работу с еще большей одержимостью.

Тесс не верила никогда в знамения или проклятия. Но главное, она не верила в призраков.

И все же она не могла объяснить инцидент с бордовой краской, предшествовавший сооружению грота.

В прошлый вторник Тесс находилась в своей студии: в небольшом сарае, расположенном на восточном краю скульптурного сада, между ним и домом. За сараем на четверть мили простирался густой лес, выполнявший роль естественного барьера между двором и дорогой. Тесс работала над картиной (хотя и сомневалась, что когда-либо закончит ее) с изображением кустика душистого горошка в ржавой садовой лейке. Она выдавила немного бордовой краски из почти нового тюбика на толстое стекло, которым пользовалась вместо палитры, когда испытала уже знакомое ощущение, что за ней наблюдают.