– Ну, здравствуй, внук! Егор Алексеевич. Егорка, наследник рода Синягиных! – гордо произнес он тогда, с небывалой улыбкой глядя на тихо посапывающий комочек.

– Почему Синягиных, а не Варламовых? – недовольно спросил муж, скривившись.

– Потому что весь мой бизнес унаследует именно этот парень, – серьезно ответил папа и, подняв голову, внимательно посмотрел в серые глаза: – Ты обманом забрал у меня дочь, но до остального тебе не дотянуться никогда. Если бы не Полина, ты так и жил бы в той нищете, из которой выбрался, охмурив мою девочку и тайно женившись на ней.

Я не участвовала в уже привычных перебранках моих родственников, с умилением разглядывая личико спящего сына. Мой мальчик, уже любимый и родной. Мой долгожданный малыш.

Моя мама умерла при родах, и папа, как мог, заменял ее с малых лет, стараясь, чтобы я не чувствовала себя обделенной ни в чем, даже в женской ласке. Добрая няня, которую я с детской непосредственностью поначалу упорно пыталась называть своей мамой, смешно коверкая слово непослушным языком, всегда была рядом со мной. Она и папа составляли детский уютный мирок, в котором я была счастлива и всем довольна. И совсем не знала, почему порой няня плакала у моей кроватки, целуя и называя "маленькой сироткой". О чем она говорила я не понимала, ведь у меня все было хорошо! Я жила в красивой комнате, отделанной, как для принцессы, с кучей всевозможных игрушек, которых не было только на потолке. У меня имелась даже своя повариха и горничная, пытающаяся поддерживать относительный порядок в моей комнате. А еще два очень взрослых дяди охранника, надоедающих своим неизменным присутствием, но их я воспринимала как данность – ну есть, да и ладно.

Уже гораздо позже, повзрослев и затеяв войну с очередной силиконовой куклой Барби, претендующей на роль моей мачехи, я поняла смысл слов моей старой нянюшки. Я сирота, а мой папа – завидный жених, богатеющий с каждым годом все больше и больше. И очень ценный приз для гламурных фиф, которых не смущал довесок в виде меня, в их охоте на холостого олигарха. Они бесконечным хороводом сменяли одна другую, не задерживаясь надолго в стенах нашего большого дома, становясь очередной мишенью для моих детских, порой очень злых каверз. Я тайком, на цыпочках, пробиралась в комнату папы, чтобы изрезать брендовые наряды в шкафу, которые разложила там очередная мадам. Или "случайно" выливала флакон дорогущих духов, добавляла клея в тушь, выдавливала зубную пасту на подушку. Почему мне все сходило с рук, и зачем я затевала новое выдворение с очередной претенденткой? Тогда я не понимала, что отчаянно ревновала папу, не задумываясь, что он еще молодой мужчина и ему жизненно необходимо женское тепло и ласка. С детской жестокостью и непониманием я в очередной раз прибегала к нему в кабинет, забиралась на колени и выплескивала ему все обиды на пассию, которая, не выдержав "набега" на свою комнату, начинала кричать и воспитывать наглую малолетку. А утром, скрывая злорадную улыбку, наблюдала в окно своей комнаты, как охранник укладывает в багажник машины чемодан неудачницы. Папа так и не женился, и, возможно, в этом была моя вина, но в какой то момент хоровод претенденток перестал появляться в нашем доме. Наверное, он встречался с женщинами в других местах, но я успокоилась, поняв, что в его мире есть и будет по настоящему только одна любимая женщина – его дочь. Я, самая родная, самая обожаемая, самая красивая, самая нужная. За благополучие которой он, не задумываясь, отдаст все, что у него есть, только чтобы его кровиночке и дальше было легко жить на свете.

Он прекрасно понимал, в каком мире мы живем и как жестоко этот мир бизнеса и денег избавлялся от конкурентов. Здесь не было жалости и нежности, здесь человек мог с тобой разговаривать, улыбаясь и одновременно представляя, как ты будешь захлебываться собственной кровью, когда недрогнувшая рука наемного убийцы всадит тебе под ребра острый нож.