|
Шла своей тропкой, не исключено, всего в одном шаге от мальчика, но рядом. Это было несколько мгновений назад. А затем тропинки пересеклись. В первое мгновение мальчик ничего не смог понять, осмыслить. Казалось бы, худшее позади. Он перелетел через руль, проехал всем телом по дороге, но остался жив. Боль. Мальчик не знал: самое страшное только начиналось. Это потом – когда он вырос и научился предугадывать будущее, просчитывая шаги; научился смотреть назад, анализировать прошлое – то задумался: как странно устроен мир. Только что они с болью и страхом бежали куда-то параллельными тропками. И вот ребенку поставили «подножку». Страх, пересекшись с мальчиком в пути – на какой-то миг, короткий, – отправился дальше своей дорогой. А боль осталась. На долгие дни и ночи. Ее невозможно было унять. Ничем. Тогда, много лет назад, Дарюс был маленьким и мог плакать. Ему казалось, что он вырос и плакать разучился. Мажейка, привязанный к креслу, с трудом открыл глаза. Перед затуманенным взором крутились спицы велосипедного колеса… – Обоссался, – голос, прорывая серую пелену тумана, ворвался в сознание откуда-то сверху. Или сбоку? Человек в кресле не смог этого понять. И даже не удивился. – Но молчит, – ответил другой голос, от которого все сжалось внутри. Этот, второй, задавал слишком много вопросов, на которые не было ответов. Точнее, ответы существовали, но они почему-то не устраивали того, кто спрашивал. А потому, все начиналось заново. Теперь, когда Дарюс Мажейка, привязанный к креслу, сорвал голос от крика, гудение аппарата снова превратилось в тихое жужжание. Но это не принесло облегчения пленнику. Совсем как тогда, много лет назад. Потому что страх, навестив тебя, уходит дальше по своей дороге. А боль остается. Остается надолго. Вот как сейчас. Но до тех пор, пока аппарат тихо жужжит, не пытаясь разорвать тело электрическими разрядами, остается надежда: пленника услышат. Удастся объяснить мучителям – они ошиблись. Страшно ошиблись. Он жив, и надо попробовать убедить их. Пока еще есть время. – Лайонс, может, он и в самом деле репортер? – Думаешь, надо известить босса? Желтый свет на лице. Тяжелый, как маслянистая пена… – Я… репортер… – с трудом раздирая запекшиеся от крови губы, прохрипел Мажейка. Ему стало очень страшно. Что, если не услышат? Ведь сейчас, именно сейчас, пока возникли сомнения, он должен объяснить… Иначе будет поздно, все начнется еще раз. Он не сможет вынести. – Я репортер… Клянусь… Мажейка… Позвоните… Дарюс Мажейка… Редакция… «Скай-Фи Глоуб»… Пожалуйста. Он хотел собрать последние силы, добавить еще что-то важное, но тут сердце, долго метавшееся в груди, сломало ребра. Рванулось на свободу, ослепляя болью. – Ххх-шшш, – сорвалось с губ пленника. Тело повисло на ремнях. Из бортжурнала экспедиции «Звезда на ладони», крейсер «Безупречный». Запись сделана командиром корабля Джеем Роником 28 января 2038 года. Сегодня похоронили Мела Симпсона. Нет! Что я пишу? Упрятали тело в «холодильник». Прошу прощения у корпорации «Измерение „Сигма“ за эту запись в журнале, сделанную не по стандартной форме. Мы летали с Мелом более десяти лет. |
