Грузовик уехал. Все!
— А ты не заметил, может, бандиты еще кого-нибудь грузили в кузов?
— Да нет, хотя… чего-то они бросали туда. Но чего, не разобрал.
— Значит, от тропы бандиты тащили одного человека?
— Да.
— А сколько их шло от тропы?
— Четверо или пятеро, двое волокли тело.
— Остальные, значит, шли самостоятельно?
— Ну, да.
— А кто-нибудь из твоих товарищей мог еще что видеть?
— Не-е. Я с пацанами говорил. Они тока стрельбу слышали.
— Ну, ладно, спасибо и на этом.
— Дядь! А дай пистолет подержать?
— Пистолет, Коля, это не игрушка, — потрепал непослушные вихри мальчишки Губарь.
— Ну и не надо, у меня пугач есть, ворону с десяти метров влегкую валит.
— Не боишься, что руку оторвать может?
— Нет. У меня пугач справный, проверенный.
— Ладно, ступай домой!
Парнишка, шмыгнув носом, медленно пошел к дому.
— Где жил ваш скотник? — обратился к хозяину фермы Губарь.
— Михай? Да тут неподалеку, вон его хата, третья от моего дома.
— Мне нужно осмотреть жилище Михая.
— А зачем?
— Лишние вопросы задаете, Степан Сергеевич.
— Понял. Пойдемте.
— Вы же идите к себе и знайте, Колька хвалился пугачом, из которого бьет ворон, — повернулся Губарь к Валентине. — Отнимите у него пугач, пока дело до беды не дошло.
— Ах он, стервец! Я не только отниму, я его еще и ремнем угощу.
— Не надо. Бить детей не надо.
— Я — мать, и мне решать, что надо, а что нет.
— Ну, дело ваше. Пойдемте, Степан Сергеевич.
Гулеба проводил командира отряда к хате скотника. Она сильно отличалась от других домов, небольшая, на одну комнату, покосившаяся. Двор зарос бурьяном, забор местами сломан, калитка на одной петле.
— Не следил за своим жилищем Михай, — заметил Губарь.
— Ему на все наплевать было, кроме самогона. Но не хулиганил, вел себя тихо. И работал исправно.
— Смотрю, на дверях и замка нет!
— У нас на хуторе замков ни у кого нет, только щеколды изнутри. От кого прятаться? Это если уезжает кто в станицу, то вешает замок, а так — нет, двери днем открыты. Но теперь все изменится после того, что произошло.
— Да. Я пойду в хату, а вы пока организуйте мужиков, чтобы тело скотника на хутор принесли. Человека, как бы он ни жил, все одно по-людски похоронить надо.
— Это сделаем.
Хозяин фермы пошел звать хуторян, а Губарь зашел в сумрачный дом покойного уже скотника. И сразу словно на свалке оказался. Везде грязь, газеты старые, окурки на полу, у окна, завешенного грязной тряпкой, провалившийся диван. Гвозди вместо вешалок, на них старая верхняя одежда. У «голландки» куча давно немытой посуды, порезанные огурцы, помидоры, чеснок. Ящик в углу, приспособленный под сток, лампочка без абажура. И… приторно-кислый запах. Командир отряда внимательно осмотрел хату, особенно диван, печь, простучал стены, проверил полы. Тайника в доме не было. Он обошел двор и сарай, но не нашел ничего, что указывало бы на другую жизнь скотника, и сделал вывод, что скотник не имел ничего общего с боевиками. Закончив работу на участке Басова, Губарь вышел на улицу. Гулеба стоял рядом с капитаном. С ними были еще трое мужиков, на земле тело, завернутое в простыню.
— Вот, — указал на него хозяин фермы, — принесли Михая. Плотнику сказал, чтобы гроб сделал, одежду подберем, могилу выроем, похороним. |