. Всё то, что вы сейчас сказали, не более чем сотрясание воздуха! А факт порезанных рук у четырнадцатилетнего подростка налицо! И я желаю разобраться в этом! В присутствии представителя милиции!..
Отец как-то беспомощно посмотрел на Каху, словно теперь уже он искал у него поддержки — слушком уж твёрд характером оказался директор школы!..
И тогда…
Каха поднялся со стула, и подошёл к отцу:
— На надо, папа… Не волнуйся!.. Я сейчас покажу…
— Но у тебя ещё швы не затянулись!
— Но ведь, я же джигит!.. — Улыбнулся Каха как-то даже беззаботно. — Потерплю!..
Он подошёл к большому стеллажу, стоявшему в кабинете, и, отыскав что-то на его многочисленных полках, обернулся к директору:
— Вы разрешите, Лэри Георгиевич?
И не дожидаясь ответа, стал жонглировать…
Под потолок директорского кабинета полетели какие-то, совершенно разные, и не похожие друг на друга предметы.
Два довольно увесистых деревянных шара, сделанных учениками на уроках труда. Пара, изготовленных там же, но уже на токарном станке, и совершенно непонятно для каких целей, килограммовых полугантель.
Какая-то статуэтка-бюст. Маленькая, и довольно хрупкая модель корабля-парусника…
Всё это кружило и летало, сменяя друг друга в руках юного жонглёра…
Директор смотрел широко раскрытыми глазами даже не на Каху, а на его руки, которые очень ловко ловили, и вновь подбрасывали к потолку всё то, что их хозяин нашёл на полках стеллажа…
— Хватит! — Рявкнул вдруг директор. — Хватит, я сказал! Ну-ка, Каха, бегом в медпункт!
Мальчишка положил предметы на свои места и только попом посмотрел на бинты на ладонях, которые опять начали набухать от крови — швы всё-таки разошлись… Но боли Каха не чувствовал…
— Только не надо никому говорить про это, Лэри Георгиевич! — Проговорил он тихо. — Пожалуйста!
Когда за мальчишкой закрылась дверь, директор подошёл к отцу Кахи:
— Вы уж простите меня, батоно Сосо! Очень уж всё это выглядело неправдоподобно!
— Я-то прощу, батоно… А вот простит ли Каха — это теперь большой вопрос! — Проговорил мужчина, и глубоко вздохнул. — Он характером весь в деда своего пошёл! Джигит!.. Абрек малолетний!..
— Я поговорю с ним… — Улыбнулся директор. — Попрошу прощения за обиду! Он меня поймёт…
— Надо бы, Лэри Георгиевич… Он и в самом деле никогда и никому не врал, и для него это очень серьёзно… Да и возраст у парня, сами знаете какой!..
— А что там с цирком, на самом деле? — Спросил директор. — Жонглировать он умеет — это уже понятно… А причём же здесь изрезанные руки?
— Он жонглирует шестью кинжалами!
— Чем?!! — Воскликнула женщина-милиционер, опередив директора. — Чем?!! Кинжалами?!! Да вы с ума сошли! Да как же вы, отец своего ребёнка, ему это позволили?!! Это же очень опасно!!! А если он не поймает кинжал вовремя, тогда что?!! Это смертельно опасно! Да и нет такого номера в нашем цирке! Да и ни в каком другом цирке нет, и быть не может!!! Как же вы допустили такое?!!
Сосо только грустно улыбнулся в грустно:
— Вот в этом весь мой сын!.. Я и сам до последнего момента не знал, что он хочет показать директору цирка… Такого номера, жонглирование острыми ножами, оказывается уже больше сорока лет не существует… Так он сказал…
— И что же теперь? — Спросил директор.
— Каха зачислен в цирковую труппу, и будет выступать с этим номером, когда руки заживут…
В кабинете повисла минутная пауза, которую прервал сам директор:
— Вот так, так… Но ведь он уникальный, ваш сын!
— Вы помните, батоно Лэри… Каха просил никому, ничего не говорить и не рассказывать… Наверное считает, что так будет правильно… Он очень скромный парень… И если он так хочет, то надо уважать его желание…
Директор переглянулся с женщиной-милиционером, и произнёс:
— Хорошо… Мы сохраним этот его секрет… Сколько будет возможно… Хотя… Люди ходят в цирк, поэтому…
— Да-да! Это понятно!. |