— Хотя и редко тут бываю. Знаете, дела, работа… К тому же, — призналась она, — я не могу забыть то время, когда я могла ходить по этим улицам свободно, без тряпки.
— Простите за откровенность, но мне неприятно, что вы пытаетесь защищать себя такими способами, — сказал змей. — Некоторые вещи надо принимать… в вашем языке это обозначается словом «мужественно». На шссунхе это звучит как… — он издал длинную переливчатую трель. — В буквальном переводе — «как молодая самка принимает свою участь». Её участь — когда-нибудь стать жертвой. Через это надо пройти…
— Мы жили без этого тысячи лет. И этот ваш обычай кажется нам отвратительным. У вас он обусловлен физиологией, но у нас она совершенно другая…
— В таком случае, почему у вас нашлось столько мужчин, готовых следовать нашему обычаю? — парировал змей. — И с каждым годом их число всё растёт?
— Маньяки были всегда, просто вы разрешили им удовлетворять свои извращённые желания, — начала было Варлека, но змей перебил её:
— Не всё так просто. Насколько мне известно, классическая земная система правосудия была основана на идее наказания. Самым страшным наказанием была, — он едва заметно дёрнулся, — смертная казнь. Раньше в случае поимки садиста-насильника худшее, что его ждало — это смерть. Но сейчас она ждёт его точно так же. В чём разница? Ни в чём. Значит, дело не в нашем разрешении. В людях есть что-то созвучное нашим обычаям…
— Я думала над этим, — призналась госпожа Бурлеска. — Наверное, вот в чём. Для людей очень важными понятиями являются «можно» и «нельзя». Сейчас истязать женщину и потом умереть — можно. Закон это разрешает. Поэтому…
— Неубедительно, — спокойно сказал Рэв. — Смотрите сами. У людей было тёмное и кровавое прошлое. Однако, вы, в отличие от других рас, способны меняться. Учиться добру. Когда-то вы ели друг друга, как те моллюски. Но уже в течении тысячелетий вы этого не делаете. Вы воевали. Вы были жестокими и грубыми существами. Но среди вас всегда находились учителя высокой нравственности, чьи ценности люди в конце концов принимали. И, заметим, эти ценности неизменно оказались близки нам, нагам…
— Понимаю. Вы хотите сказать, что ваша этика совершенна, а мы только приближаемся к ней, — сказала Варлека.
— Это не я сказал, — заметил Рэв, — таковы факты. Заметьте, мы не подвергаем сомнению достижения землян в других сферах. Ваша архитектура, ваша музыка, ваша поэзия — всё это новые для нас миры. Здесь вы превосходите нас настолько, что нет смысла даже пытаться соревноваться с вами. Но в области морали и права…
— Люди, которые мучают женщин — просто ненормальные. — Варлека попыталась незаметно почесать о спинку стула зудящую от пота спину, но у неё не получилось.
— О Сократе и Христе их соплеменники говорили то же самое, — заметил Рэв.
— Ладно. Всё равно мы ни о чём не договоримся. Вы считаете себя и свои обычаи совершенством, — госпожа Бурлеска взяла себя в руки.
— В большинстве случаев вы сами это признали, — ответил змей. — Я понимаю, что индукция никогда не бывает полной, но…
— Вот именно. В конце концов, поймите же, что у нас разная физиология. Наш секс и этот ваш ужасный гон — настолько далёкие друг от друга вещи…
— Отчасти да. Но мы учимся и этому — насколько нам это доступно. Контакт с человеческим телом нам, во всяком случае, приятен. |