Я совсем было растерялся от таких заявлений. Но тут же понял, что бедняжка тронулась умом от неожиданного горя…

Я судорожно сбросил с плеча и, обрывая застежки, открыл свой «горб». Не помню, что я доставал и совал ей — вначале в ручонку, потом в подол ситцевого платьица, а потом просто на черный снег золы. Наверное, я отдал ей все, что у меня оставалось съестного… А в голове билась мысль: как же так, как же так?!.

— Есть здесь еще кто-нибудь, кроме тебя? — спросил я и, спохватившись, уточнил: — Живой…

В этот момент со стороны дороги, которая вела к Сосновке по берегу речушки, послышалось гудение автомобильных двигателей.

Крикнув девчонке: «Прячься быстрее!» — я рванул к лесу как на стометровке. Через несколько минут был рядом со своими.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Бык.

— Девчонка в шоке, — сказал я. — Это ее родителей повесили вон на том колодце…

В деревню нагло, не скрываясь, ворвался открытый блиндер, в кузове которого сидело человек двадцать солдат. За ним следовал самый обыкновенный, обшарпанный дорогами Нечерноземья «джип». Он затормозил прямо напротив девочки, которая и не думала прятаться, и из машины через борт выпрыгнул голенастый капитан в полевой форме Сообщества. Но не это бросило меня в холод. В бинокль я увидел, что капитан похож на меня, как будто мы с ним появились на свет из одного чрева и в одно время. Так вот почему девчонка приняла меня за убийцу!..

Мой «двойник» неторопливо подошел к девчонке, которая что-то грызла (наверное, галету из моего сухпайка, подумал я, и от этой мысли мне стало еще холоднее, несмотря на жаркое солнце в зените). Офицер что-то спросил. Девочка отрицательно помотала головой. Капитан опустился на корточки и стал изучать пепелище.

«Следы!» — на этот раз меня будто обожгло. От моих полусапог с характерным рубчиком подошвы наверняка остались следы на золе!..

Капитан выпрямился и поманил девочку к себе пальцем, но она, наоборот, попятилась от него. Тогда он деловито достал из кобуры пистолет и передернул затвор.

Сбоку от меня кто-то завозился, шумно вздыхая. Я повернул голову. Лейтенант лежал на Белорусе, заламывая его правую руку, в которой был судорожно зажат СМГ, а Ромпало, пытаясь вырваться из железных тисков Быка, сдавленно сипел:

— Он же, зверуга, прыбьет дяучонку!.. Неужто мы будям смотрэть на это?!

— Нельзя, Вася, нельзя, — твердил командир. — Пойми: не для того нас сюда послали…

Ефрейтор грязно выругался и прекратил сопротивление.

А на пепелище грохнул выстрел, и он показался мне громче залпа гаубичного дивизиона. Я закусил губу, не чувствуя боли, ничего не чувствуя. Глаза мои застлала странная пелена. И из-за этой пелены до меня донесся голос лейтенанта:

— Уходим, бойз! Они будут прочесывать лес!

Солдаты весело прыгали из кузова блиндера и разворачивались в цепь.

ЕФРЕЙТОР-МОР ВАСИЛИЙ РОМПАЛО (КЛИЧКА «БЕЛОРУС»)

Вот уже полчаса мы лежали в кустах у шоссе, а по нему все шли и шли нескончаемым потоком колонны. Вся техника была знакомой, и лица у милитаров, которые ехали по шоссе, были знакомыми. Но это были враги. После того, что видели в Сосновке, это было ясно как божий день…

Сообщество подверглось агрессии хорошо подготовленного и до зубов вооруженного противника, который, чтобы сбить с толку и армию, и мирное население, использовал нашу форму, наше оружие и нашу же технику.

Было еще одно возможное объяснение, но в него не хотелось верить: а что, если в самом Сообществе произошел раскол, вылившийся в крупный военно-политический конфликт? Что, если это — гражданская война?

Громыхали по дороге, обдавая нас удушливой вонью отработанной солярки, «джамп-танки», из люков которых высовывались потные и чумазые лица.