Мне нужно было сделать стандартное, многократно отработанное движение: прикладом АКМ отбить его руку с кинжалом вправо-вверх, сделать «закрутку» и коротким выпадом заколоть парня штык-ножом. Но, нечаянно глянув своему противнику в глаза, я замешкался. Это не поддавалось никакому рациональному объяснению… И почему мне вдруг стало его жалко, хотя по всем канонам логики и морали я не должен был жалеть его?!.
Лишь позднее, вновь и вновь мысленно прокручивая этот момент, мне стало ясно, что, посмотрев исламисту в лицо, я обнаружил: он такой же человек, как и я; он так же, как и я, боится крови и смерти; у него тоже есть родители, жена, дети, которые будут оплакивать его, если он погибнет от моей руки… Подобные вещи можно перечислять бесконечно, но душа работает мгновенно и не требует лишних слов.
Одним словом, я промедлил тогда, и мой соперник распорол кинжалом мне правый бок. За меня его убил Витька Агеев, выстрелив в упор разрывной пулей…
Поэтому и теперь я не стал вглядываться в лица нападавших на меня солдат (к тому же, было темно), а прошел сквозь их толпу, как через воду, и позади меня оставались неподвижные тела.
«По ногам! Стреляйте только по ногам!», вопил кто-то в стороне от схватки, но до выстрелов дело не дошло.
В рукопашном бою, как известно, побеждают не числом и не силой, а быстротой. Пока караульные успели опомниться, я в несколько прыжков очутился за ближайшим блиндером, а оттуда рукой было подать (во всяком случае, для меня) до входа в центральный капонир.
Из дверного проема передо мной возник офицер. Размахивая пистолетом, он что-то пытался мне втолковать — и напрасно. Схватив за волосы, я ударил его лицом о стену, и он сполз вниз, оставляя на сером бетоне кровавую полосу.
В тамбуре капонира обнаружилась еще одна, массивная внутренняя дверь из сваренных бронелистов, которая была предусмотрительно задраена изнутри. Пробить ее можно было, наверное, только выстрелом в упор из реактивной противотанковой пушки. Но я не пришел в отчаяние, а произнес формулу аутотренинга, позволявшую многократно увеличить силу мышц.
Спустя несколько секунд дверь слетела с петель, и я пролез в образовавшуюся щель внутрь капонира.
Самое удивительное было то, что по мне никто не стал стрелять. За свою аппаратуру они так дрожали, что ли? Или все еще рассчитывают взять меня живым?..
В коридоре было так светло от ламп, что я невольно зажмурился. Серый бетонный пандус уходил спиралью вниз, и я двинулся по нему.
Из первой же попавшейся мне двери навстречу мне выбирался милитар с сержантскими лычками на погонах и с ганом в руке. Пользуясь тем, что он еще не успел преодолеть дверной проем, я резко толкнул дверь, прищемив сержанту голову. Явственно хрустнул череп, и бедолага упал, обливаясь кровью.
И не раз еще во время моего продвижения вглубь пункта управления (в том, что это был именно он, я уже не сомневался) мне попадались однообразные двери, за которыми функционировала сложная аппаратура управления смертоносными штучками. Мне неоднократно пытались помешать достигнуть цели, но это было все равно, что пытаться голыми руками остановить снежную лавину… Мне что-то кричали, но я не вслушивался в крики. Я просто шел к своей цели. Видит бог, все-таки я не хотел никого убивать — особенно тех, кто был без оружия, но тело мне уже не подчинялось…
Пандус завершился ступенями, ведущими в центральный зал пункта управления. Здесь, за длинными пультами с вереницами светящихся экранов и множеством разноцветных кнопок колдовали на предмет массового убийства офицеры-операторы. Из селектора раздавались отрывистые команды и доклады, а во всю переднюю стену красовался огромный компьютерный экран-карта с кружочками, стрелками и различными условными значками.
Когда я стал спускаться по ступеням, в зале началась и быстро достигла апогея паника. Операторы, забыв про свои непосредственные функциональные обязанности, повскакали с мест и схватились за оружие. |